– Длинный? – переспросила Марта, её голос сорвался. – Это что ещё за хрень?

Но ответить Серёга не успел. Дверь содрогнулась от мощного удара – такого, что засов загудел, а дерево треснуло у косяка. Маша заорала, свалившись с дивана, и поползла к камину, будто огонь мог её спасти. Тоня рванула к двери, встав рядом с Серёгой, который уже занёс топор, готовый рубить.

– Открывай, – процедила она. – Посмотрим, что за «длинный». Если это твой сосед, я ему чайником мозги вправлю.

– А если не сосед? – хмыкнул Серёга, но его рука уже легла на засов. – Тогда держи чайник крепче, командирша.

Он рывком отодвинул засов, и дверь распахнулась, впуская внутрь холодный ветер и запах сырого леса. Снаружи стояла тишина – ни шороха, ни шагов, только тьма, густая, как смола. Серёга высунулся наружу, подняв фонарь, и луч света скользнул по крыльцу, деревьям, кустам. Пусто. Только вмятина на косяке и свежие царапины на дереве – длинные, глубокие, будто кто-то провёл по нему когтями размером с нож.

– Ушёл? – прошептала Марта, подбираясь ближе.

– Или затаился, – буркнул Серёга, шагнув на крыльцо. Он посветил фонарём в сторону леса, и луч вдруг наткнулся на что-то – высокое, тонкое, стоящее у кромки деревьев. Оно не шевелилось, просто торчало там, как столб, но его очертания были неправильными, слишком изломанными для человека или зверя.

Тоня выскочила следом, держа чайник, как гранату, и крикнула:

– Эй, ты кто такой?! А ну вали отсюда, пока я тебя не заварила!

Фигура дрогнула – едва заметно, но достаточно, чтобы Серёга схватил Тоню за руку и потащил обратно в дом.

– Внутрь, быстро! – рявкнул он, захлопывая дверь и задвигая засов. – Это не Гришка. И не медведь. Это… оно.

Маша, уже у камина, начала всхлипывать, а Марта подбежала к окну, пытаясь разглядеть тень, но стекло отражало только её собственное бледное лицо. Снаружи раздался новый звук – не удар, а низкий, протяжный скрип, как будто что-то огромное двигалось между деревьями, ломая ветки. Серёга сжал топор и повернулся к девушкам:

– Ладно, цыпочки, план такой: сидим тихо, ждём утра. Если оно вломится… – Он хрустнул чипсами и добавил: – Бейте чайником, орите, а я топором махну. Весело будет. Или нет. Тоня плюхнулась на диван, не выпуская чайник из рук, и уставилась на дверь, будто взглядом могла её укрепить. Марта прислонилась к стене у окна, нервно теребя край рукава, а Маша, забравшись обратно на диван, свернулась в клубок, шепча что-то про маму и тёплые носки. Серёга остался стоять у двери, сжимая топор, его фонарь теперь лежал на полу, бросая длинные тени, которые плясали в такт треску камина.

– Весело, говоришь? – буркнула Тоня, бросив на него косой взгляд. – Если эта тварь нас сожрёт, я тебя первым скормлю, кукольник. У тебя чипсы в башке, она ими подавится.

Серёга хмыкнул, но его обычная ухмылка выглядела бледнее, чем обычно.

– Да ладно, командирша, я ж вкусный, – сказал он, похлопав себя по животу. – А если серьёзно, то… я не знаю, что это. Бабка только сказки про «длинного» травила, мол, за непослушных приходит. Думал, бред старушечий. А теперь… – Он замолчал, прислушиваясь.

Тишина снаружи стала гуще, но не спокойной, а какой-то затаённой, как перед прыжком. А потом раздался новый звук – не скрип, не удар, а тихое, ритмичное постукивание, будто кто-то медленно стучал по дереву длинными пальцами. Оно шло от окна гостиной, прямо за спиной Марты. Она резко обернулась, её лицо побелело, и она прошептала:

– Оно… там.

Тоня вскочила, подбежала к окну и прижалась к стеклу, но ничего не увидела – только темнота и слабое дрожание ставен. Постукивание стало громче, настойчивее, как будто кто-то проверял стекло на прочность. Маша зажала рот руками, чтобы не закричать, а Серёга шагнул ближе, подняв топор.