В янтарных глазах Таси начинают плясать опасные язычки пламени, а кулачки сжимаются. Обнимаю ее пальцы, успокаивая.

– Сам не знаю, как сдержался и не придушил. Оформили ее по полной программе. Сесть не сядет, но к детям больше не подпустят, – упираюсь лбом в ее плечо и вдыхаю аромат сладкого жасмина. Дышу. Ворую эту минуту близости, потому что может больше к себе не подпустить, а я, оказывается, долбанный токсикоман. Чертовски соскучился. – Спасибо тебе. Ника все, что у меня есть. Она мое сердце. Утром переживала как ты. Подарок просила передать, – достаю сверток из кармана. Там есть и от меня, но если скажу об этом, то рискую снова получить по морде. Опять-таки обижаться не стану. Заслуженно. Но хочется ее порадовать. – Там желуди. Украшение для елки. Она сама делала.

– Желуди возьму, Нике передай мою благодарность. Остальное жене отдай, – разрывает упаковку и достает только игрушки, остальное оставляет у меня на коленях, лишая своего тепла. Успеваю взять ее за руку, пока не ушла.

– Тась, я придурок. Не знаю, почему ты летом исчезла, но я тебя искал. Приезжал раз за разом. Дом купил. Сначала врал себе, что для Ники, а потом понял, чтоб к тебе ближе быть. В деревне ты не появлялась, а этот лес… Я же был у тебя много раз, но не смог найти дом, сколько не пытался.

– Я же ведьма, Серенький, – гладит меня по щеке, будто и сама соскучилась, а мне становится так тепло, что я не могу удержаться и целую ее в центр ладони. – Зря ты тогда со мной пошел. В предсказании на Купалу было непонятное “погубит женщину”. Думала, поняла неправильно. А потом испугалась, что так и будет. Узнаешь меня ближе. Не поймешь. Утопишь в насмешках и презрении. А я хоть и сильная, но просто не хочу больше проходить через все это.

– А предсказание было про прошлое или будущее?

– Что?

– Если я кого и погубил, то свою жену.

– Не горжусь, – отпускает мою ладонь и ерошит руками волосы.

Можно было бы списать его поведение на показательное выступление, но он будто забывает обо мне, погружаясь в воспоминания. А вспоминать ему больно. Серый снова достает сигареты, перебирает в пачке, будто ищет ту самую. Находит и уже почти прикуривая, вспоминает, что я все еще здесь, убирает пачку. Касается ладони моей ладони, чтобы проверить реальная ли.

– Я должен был заметить, что все пошло наперекосяк. Я же гребаный врач! – жрет сам себя.

Его боль начинает покалывать мне кончики пальцев и гудеть в висках. Хочу спрятаться от его чувств. Но, что бы обо мне ни думали, я та, кем являюсь только потому, что люблю помогать. Поэтому беру Серого за руку и легонько тяну на себя. Он даже не сразу понимает, что я от него хочу. Просто ухожу в дом, оставляя дверь открытой.

За все время, что мы встречались, он так ни разу здесь и не был. Теперь любопытно оглядывается по сторонам. Кажется, даже немного расстраивается, не найдя ни котла, ни метлы, ни алтаря приличного. А вот уголок с компьютером и внушительным креслом, заставляет его брови ползти вверх. Ну да. Это и есть современное рабочее место ведьмы.

Молча ставлю чайник, а Серый, поняв, что большего гостеприимства от меня ждать не стоит, усаживается за стол и продолжает свой рассказ.

– Когда родилась Ника, меня назначили завотделением. Жил на работе. Не спал почти. Если не разгребал больничные дела, значит дежурил у ее кроватки. Держался только потому, что знал, ради чего стараюсь, – снова начинает мучить пачку сигарет, чтобы занять нервные руки, а я завариваю ему чай. Немного гибискуса, немного лаванды. Никакого волшебства, а успокоительный эффект отличный. – До рождения Ники отношения с Ингой у нас были, мягко скажем, прохладные, а потом она узнала, что беременна, и, наконец, начала улыбаться. К сожалению, женщины отлично умеют притворяться. А я, дурак, ничего не заметил. Не помог.