Полк, естественно, грохнул, зашумел, потом дал возможность продолжить.

– Я, честно говоря, больше всего надеялся, на то, что они отвернут, но они меня не испугались, сошлись в плотную пару и продолжили полет, так как облака кончились над морем, над землей их не было, и была возможность получить качественные снимки. Плюс, посмеялись надо мной. Я переспросил наземного наводчика, что они сказали, обиделся, и пошел в атаку. Сложность была в том, что подходить близко к ним было нельзя. Пулеметы у них довольно дальнобойные, прицелы позволяют стрелять даже по цели, движущейся под значительным углом, но у «Кобры» пушка 37-мм, с 58-ю снарядами, и такой же прицел, но без системы подсчета углового упреждения. Сама система есть, но почему-то не работает, упреждение он не выставляет. Пришлось вспоминать, что зиму 41-42 годов я провел снайпером под Ленинградом. Бил одиночными с большой дистанции, несколько раз давал двухпатронные очереди. После шестого попадания, «Замужняя дама» загорелась, и я обстрелял из крыльевых пулеметов ведомого, с корректировкой огня по трассе, но ведущий сбросил ход и начал сближаться со мной, пришлось нырять под трассы и уходить на косой петле вверх, не доводя машину до переворота, выполнил боковое скольжение вправо, тормознул шагом винта и опустил нос. Чуть разогнался, но следил за дистанцией через выставленный прицел на дистанцию в 1000 ярдов. Достал ведомого тремя снарядами в район центроплана, тот прибавил, чтобы выйти из-под обстрела, пара распалась, атаковать стало удобнее. Ведомого я добил первым, восемь, из 12 человек экипажа, выбросились, но машина продолжала лететь на автопилоте в направлении Владивостока. А вот ведущий повернул в сторону границы. Пожар он погасил. Но организовать большую плотность огня с носовых курсовых углов он не смог: прицельно бил только пулемет бомбардира, один из двух, остальные точки были рассогласованы. В момент прохода, он слегка меня цеплянул, из верхней задней башни. Но после разворота я увидел, что шесть человек покинуло машину, а сама она крутится в плоском штопоре. Так как ведомый еще летел, и кто его знает, зачем он это делает, пришлось добавить ему из пулеметов и выпустить последние четыре снаряда из пушки. В принципе, все. Машины очень живучие и опасные. Выручил прицел, который позволяет определять дистанцию до цели, и возможность мягко изменять шаг винта, пользуясь им то как тормозом, то как газом. Это и послужило поводом для того, чтобы я сказал товарищу Ромодину, что «МиГ-9» не годится для борьбы с «В-29». На нем можно было бы работать только с проходом над или под целью. Они бы меня в клочья разодрали.

– И какие изменения вы внесли? – задал вопрос Сталин, поднявший перед этим указательный палец. Я молча показал на Владимира Александровича.

– Помимо доработки системы вооружения, убрали мы пушку из воздухозаборников на правый борт, правую пушку сделали левой-нижней, вес залпа не изменился, но пороховые газы больше в воздухозаборник не попадают, установлены четыре щитка воздушных тормозов. Но так, чтобы не препятствовали обтеканию рулей глубины. Удлинили сопла двигателей за газовой турбиной, ввели еще две ступени на турбину и установили систему газового форсажа. При его включении обороты двигателя слегка повышаются, но не превышают разрешенного взлетного режима по оборотам, а тяга возрастает до 3200 килограммов. Для сравнения, те машины, которые сейчас в вашем полку, имеют суммарную тягу 2250 килограммов. И это еще не все, что оказалось можно вытащить из машины! Двигатель Люльки на стенде дал 3100 килограммов без форсажа. Возможность установить форсажную камеру имеется, но по заданию Люлька делает двигатели для бомбардировщика.