Бог Смерти смотрит на ее заплаканное лицо с отстраненным интересом, слегка сочувственно. Он осторожно убирает руку.

«Дайте мне знать, когда вы планируете похоронить Дану.» Слова кажутся мне странными. «Все, что вам нужно, обращайтесь, я сделаю все, если это в моих силах…» От горя мой язык становился свинцовым.

Мать Даны обнимает меня. «Мы знаем, Злата. Я имею в виду, Ваше Величество.»

«Для вас я всегда буду Златой», – шепчу я ей в плечо.

Она сжимает меня сильнее, мы обе испытываем взаимную боль.

У меня не было таких объятий уже несколько дней. Может, недель.

После долгой паузы я заставляю себя отстраниться, и мы прощаемся.

Я должна вернуться во дворец и попытаться немного поспать. Мне придется приказать подготовить комнату для моего плененного бога.

Так странно даже думать об этих словах. Дана и я – мы призвали самого Бога Смерти.

Я положила руку на ритуальную книгу, лежащую рядом со мной на сиденье кареты. Может быть, перед сном я прочту что-нибудь из нее. Возможно, на этих страницах есть больше информации о том, как обращаться с эгоцентричным богом.

ЧЕРНОБОГ

Молодая Царица – Злата, как ее называли в доме семьи покойной девушки, уснула в карете. Ее шея свисает вперед под ужасным углом. Она выглядит почти сломанной. Она издает сдавленный хрипящий звук, как будто ее дыхательные пути частично сужены. Это действительно очень раздражает.

Я все еще в своей «человеческой форме лекаря», не то, чтобы меня это волновало.

Но так много странных и раздражающих ощущений. Когда я последний раз был в этом мире, я не помню, чтобы меня все так раздражало. Конечно, тогда я, в основном, находился на улице. Меня уж точно не возили в карете и не подвергали пытками храпа измученной царской особы.

Какого черта эта отвратительная тишина исходит от такой благовоспитанной девушки?

Нет, к черту. Я отказываюсь терпеть остаток этой поездки с этим шумом.

Я наклоняюсь через пространство между сиденьями. Я осторожно протягиваю кончики пальцев и толкаю ее в лоб, прижимая ее спину к сиденью.

Но ее голова просто откидывается назад в прежнее положение.

Хорошо. Это требует более жесткого вмешательства.

Я обхватываю ее плечи обеими руками и прижимаю верхнюю часть ее тела к стенке кареты. Несмотря на мои попытки удержать ее в вертикальном положении, она скользит вперед, ее щека волочится по замерзшему окну. Храп становится сильнее.

Рыча от разочарования, я перекладываю ее ритуальную книгу на сиденье, на котором сижу, и сажусь рядом с ней.

Под новым углом я беру ее за плечи и снова корректирую ее положение. При этом мое предплечье задевает ее грудь. На ней все еще тяжелая меховая накидка, но под ним очевидна выпуклость ее груди. Она одарена в этой области.

Мое сердцебиение ускоряется, и я останавливаюсь на мгновение, чтобы мысленно оценить ощущение. Я не уверен, почему это произошло.

Когда я тянусь к ней вот так, ее запах пронизывает мои чувства, проникает в мой разум. Она пахнет знакомо – медной кровью, ладаном, телами, которые только начали разлагаться, потом на лихорадочной коже. Она пахнет смертью.

Она пахнет домом.

Боль в центре моего горла.

Когда я снова толкаю ее голову в угол кареты, ее брови хмурятся, и она издает тихий, расстроенный стон.

Жар пронзает мое тело, мгновенный и всепоглощающий. Он в основном сосредоточен в моих гениталиях. Кровь приливает вниз. Это очень тревожное чувство.

Я был рядом со многими человеческими женщинами. В основном мертвыми. Может быть, около сорока живых женщин за время моих различных пребываний в смертном мире. Ни одна из них не заставляла меня так реагировать, как эта Царица.