И тут возникает ещё одна точка – пожалуй, одна из самых непростых: отношение между телом и сознанием. Вся западная философия веками пыталась объяснить: где проходит граница? Где кончается плоть и начинается душа? Где заканчиваются импульсы и появляется «я»?

Ответ, как ни странно, прост и сложен одновременно. Сознание – это не что-то отдельное. Это не дополнение. Это – способ наблюдения. Это – один из способов, которым люди смотрят на мозг. Есть другой – нейрофизиологический. Мы, нейропсихоаналитики, смотрим на структуру, на сигналы, на реакции. Но и то, и другое – попытка ухватить одно и то же. Разными языками. Разными приборами. Разными системами координат.

Разум – это не объект. Это не печень. Это не сердце. Это не то, что можно извлечь и измерить. Это – совокупность. Это – система. Это – организация. Это – смысл. И если важно иметь дело с реальным человеком, а не только с его телом, нам придётся признать: разум – это основа. Это сцена, на которой разворачивается всё.

Поэтому нейропсихоаналитики и идут вглубь. Не вширь. Они не коллекционируют симптомы. Они вслушиваются в человека. Они не вычёркивают его из картины – они помещают его в центр.

Вот с этого начинается нейропсихоанализ. С возвращения человека в поле клиники. С восстановления целостности. С понимания, что без боли не будет роста, но без понимания боли – не будет исцеления.

И с этим пониманием нейропсихоанализ идёт дальше. Глубже. Туда, где живёт настоящая работа. Не алгоритмы. Не чек-листы. А живой процесс. Настоящее «встречание» человека. Внутри науки. Внутри боли. Внутри себя.

А теперь я хочу, чтобы вы, читатели, чуть замедлились. Подышали. Потому что дальше – глубже. Мы с вами уже приблизились к точке, где нейропсихоанализ перестаёт быть «теорией» и становится не просто подходом, а формой жизни. Способом видеть. Способом быть.

Понимание, что эмоция – это не просто реакция, а форма энергии, меняет всё. Энергия, которая либо перерабатывается, либо разрушает. Либо становится словом – либо симптомом. В теле, в поведении, в судьбе. Люди несут в себе столько неозначенного, что не удивительно, почему один взгляд может бросить человека в панику, а слово – в депрессию. Это не слабость. Это не «нервы». Это – непрожитая история.

Многие из вас, читатели, росли в условиях, где чувства не назывались. Где страх – это «глупости», где злость – «нельзя», а слёзы – «только для слабаков». Вам не давали слов. Вам не давали права. Но эмоции не исчезали. Они уходили внутрь. Они копились. Они искали выход. И теперь, будучи взрослыми, вы ищите язык, чтобы проговорить то, что хранилось годами в молчании.

В этом и заключается клиническая суть нейропсихоанализа – не только в объяснении, но в возвращении. Возвращении человеку его собственного опыта. Его памяти. Его права чувствовать. Нейропсихоанализ не рассказывает ему, что с ним не так. Он создаёт пространство, где человек сам это находит. Сам проговаривает. Сам называет. Это и есть терапия. Это и есть развитие.

Часто приходится слышать: «А зачем ворошить прошлое? Зачем лезть туда, где уже ничего не изменить?» Ответ очень простой. Прошлое – это не календарь. Оно живёт внутри. Оно говорит через тело. Через сны. Через реакции. Оно не в прошлом. Оно – здесь. И если его не увидеть, оно будет повторяться. Снова. И снова. Как петля. Как бессознательная команда: «Отреагируй».

Ребёнок, которого не слышали, вырастет взрослым, который кричит. Или молчит. Или страдает от ощущения, что его не существует. Потому что никто не дал ему отражения. Никто не сказал: «Ты есть. Я тебя вижу». А значит – не произошло самого важного: не возникло “Я”. Того самого, через которое человек и становится собой.