Женская половина, словно и не слышала его слов, продолжая носить на стол закуски.

– Ты спрашивал, когда я вернулся? – подал голос Твердослав, без особого интереса наблюдавший за происходящим в избе.

Савка взглянул на иконы, что стояли на божнице и присел рядом с братом.

– Шкур соболиных на лавках зачем-то настелили, – недоуменно заметил он, поглаживая мягкий ворс. – Солка, а куда бобровые-то дели?

– Тятя в зимнюю избу вынес, – ответил Твердослав вместо работницы.

Заметив вопрос в глазах Савки, в ответ лишь недоуменно пожал плечами.

– Так, когда вернулся? С хорошими ли вестями? Или о том тоже никто не знает? – усмехнулся Савка.

В этот момент на улице послышалось лошадиное ржанье. Твердослав приподнялся, нагнулся через стол и посмотрел в окно.

– И в самом деле, Даньслав Лукич пожаловал, – рассматривая происходящее на улице, проговорил он.

– О, ну тогда не скоро, значит, придут. Пока они снова все свои дела обсудят, я успел бы еще подремать. Ну, так, как съездил, брат дьяк?

– Все ты, Савка, будто посмеиваешься. Уж, слава Богу, лет-то тебе немало, а все как мальчишка.

Улыбка сошла с Савкиного лица. Он вытащил из стоящей рядом на столе миски соленый рыжик и, повертев в руке, хотел было сунуть в рот.

– Савка! – раздался голос Марфы. – Потерпеть что ли не можешь? Оголодал спросонья-то?!

Савка положил гриб обратно и показал сестре язык.

– С плохими вестями, брат, мы вернулись. Отказал князь в челобитной. Не услышал нас Бог. Долго ждали решение. Отказал. Не хочет миром с нами жить. Не хочет подвинье вернуть.

– Как так? – Савка не смог скрыть удивление. – Митрополит сам боярина прислал к нашему владыке. Сам просил приехать в Москву!

Твердослав привычно погладив свою неказистую бородку, встал и повернулся к божнице. Перекрестившись, опустился на лавку.

– А ты в святом наряде, будто старше стал. Не замечал раньше. А сейчас, как встал, так вижу… Будто мужик настоящий, – заметил Савка.

– На все воля божья, брат. Ты вон тоже не молодеешь. Помазал бы руки жиром. Мороза хватанули видать. Слышал, как Никодим тяте вчера рассказывал. Чудом дошли. Бог вам помог. Три года назад Волхов ватагу прибрал таких отчаянных.

– И Бог не помог? – съязвил Савка.

– Уймись богохульник!

Твердослав уже в который раз встал с места и перекрестился на иконостас.

– Ты о себе говори, Славка. Мы неделю всего в Русу ходили, а вы, сколько месяцев в пути были! И, небось, не мед московские бояре пить предлагали? Зубами-то они поскрипывали?

– Савка, ты бы сходил за тятей, а то у нас все готово. Ругаться будет, коли остынет, – проговорила выглянувшая из-за заборки Марфа.

Савка махнул рукой.

– Коли хочешь тятю позлить и голодом остаться, так сама сходи, – ответил он и повернулся к брату. – И чего теперь? Сами же москвичи позвали. Позвали, чтобы отказать? Так получается? Странно как-то.

– Позвали по святительским делам. Совет лишь приурочил своих послов к тому. Митрополит Киприян Иоанна хорошо принял. Обо всем договорились. Теперь святой Софии много легче будет. Потом наш владыка у князя был. Просил о мире. Послы с челобитной к князю ходили. Напрасно все оказалось. Не уступил ни пяди своего решения. Много я пережил за исход того дела. Много душевных сил там оставил. Не хотелось вражды с князем. Молился денно и нощно. От того видно потемнел лицом, – вздохнул Твердослав. – И еще одна весть худая. Владыка обратной дорогой застудился. Как он в речной воде оказался, никто не заметил. Хорошо хоть спасли. Два дня в избе согревали. А по приезду в жар бросило. Вчера только оклемался.

– Вернулись-то когда?

– Я не сказал разве? Так на другой день после того как ты в Русу за солью ушел.