Росич согласно кивнул головой: ему явно было по душе такое родство.

– Ну, теперь и сыновьям твоим грех от тяти отставать, – произнес он и отхлебнул со своего кубка медовухи. – А тебе, Юрий Дмитриевич, долгих лет и в совместной жизни с Улькой греха не нажить.

– Да, и в самом деле, что думаете? – поинтересовался Петембуровец.

Савка с Твердославом переглянулись.

– По какому случаю, тятя? – не понял Савка.

– С тобой ясно. Ты что? – кивнул отец Твердославу.

Тот смутился, но тут же взял себя в руки. Стараясь не выдать волнения, произнес:

– Я, тятя, о том хотел с вами говорить со дня на день. Коли благословишь, то я…, – замялся он.

– Ну, чего тянешь. Говори, а то еще дел сегодня много, – повысил голос Юрий Дмитриевич.

– Мы с Феклой, дочкой тысяцкого Загородского конца и главного городского тысяцкого Василия Борисовича Зеленца вместе хотели бы жить.

Услышав это, Савка чуть не бросился обнимать брата. Так и хотелось закричать: «Конечно, братец, женись, а то тятя меня на этой конопатой толстухе женит! Брат настоящий оказался. Выручил».

– А что, Юрий Дмитриевич, ты смотри, какой у нас совет образуется, коли Твердослав дочку Зеленца в жены возьмет. У него… Ладно, раньше времени считать не будем. Давай вместе к нему заедем, переговорим. Или я могу сам, коли тебе не сподручно.

Старший Петембуровец призадумался. Свидетельством тому служила его привычка в такие минуты приглаживать свою окладистую бороду.

– Хорошо. Коли так решил, отговаривать не буду, – после затянувшегося молчания произнес он. – Жить где собираетесь? А то у нас усадьба большая. Избы свободные есть.

– Хочу свой дом ставить. Ты уж не обессудь, тятя. На Загородском, где У святой Софии амбары. Так рядом с ними. Я уж и с владыкой говорил, когда из Москвы возвращались.

– Ладно, о том поговорим еще. А пока можете крайнюю избу занимать. Печь там хорошая. Греку скажи, пусть на всякий случай трубу посмотрит. Давно не топлена: чтобы пожару не случилось.

Грека с женой много лет назад привез с собой в Новгород псковский купец. Тот приезжал по делам торговым к Петембуровцу, да заболел чем-то и вскорости скоропостижно скончался. Детьми они с женой не обзавелись. Жалостливая Солка, прознав об оставшейся без хозяина семье, замолвила перед Юрием Дмитриевичем за них словечко. Тот противиться не стал и приютил иноземцев на своем дворе. Грек оказался родом из Константинополя. В раннем детстве оказался с родителями в Пскове, да так там и остался. Имя у него было на слух малопонятным, потому и прозвали его Петембуровцы Греком. Когда мор в город пришел, забрала болезнь у него жену. С тех пор он и живет один при дворе Петембуровцев. Мужиком он оказался мастеровитым. Где опыта не хватало, так смекалкой берет и трудолюбием. Потому за какое бы дело не брался сорокалетний иноземец, всегда с ним справлялся.

– Про Фотиевых слышно чего? – прервал Савка возникшую за столом паузу.

Старший Петембуровец отложил ложку.

– Ты сходи за девками сперва. Пусть щей горячих подадут. Тогды и поговорим. Да наказывал баранью ногу запечь. Запаха что-то не чую. Уж не ослушались ли? И куда все ушли? Распустились, гляжу без хозяйки. Ну, то ничего. Ульяна, надеюсь, за порядком присмотрит.

– Строг ты, Юрий Дмитриевич. Дома-то уж поблажку можно дать. Дочки малы еще. И годами и умом. Согласен, что теперь хозяйка в доме будет, так всем проще обряжаться станет, – промокнув губы полотенцем, произнес Росич.

Не успел он договорить, как в избу вошли сестры. Девчонки так были похожи, что Савка порой путал их меж собой.

– Тятя, когда щей наливать? – прощебетала Февронья.