– Что делать будем, Тимоха?

– Думаю, что нас уже заметили. Пошли, Борис. Нужно людей предупредить. Поди, уж спать все легли.

Однако, вся ватага была уже в сборе. Прибежавшие в деревню, хозяйские дочки, сказали Койде об увиденных на реке лодках, и та тут же подняла всех на ноги.

– Я, старшой, Глика в погост за подмогой отправил. Там наших дюжины две. Двинян поднимут, – произнес встретившийся им на пути запыхавшийся мужичок. – Может, пронесет?

Тимоха отрицательно покачал головой.

– Может, конечно, дружина московская и с миром идет. А, может, и нет, – задумчиво проговорил он.

Заметив Койду, Тимоха окликнул ее, а когда женщина подошла, тронул ее за плечо и поинтересовался, где девушки. Почти все, что сказала Койда, Борису было понятно, хотя и говорила она на своем языке. Как не хотелось ему в детстве учить чужеземные слова. Савке такое ученье нравилось, а он внимал уроки Маремьяны с трудом и ленцой. И как был благодарен ей, когда попал в Заволочье, где мало кто говорил на славянском. Вот и сейчас из уст Койды звучали слова, которые он выучил когда-то одними из первых. Луда, кулига, яморина, туес, пестерь, вада, пучка, курья – то и дело слетали с ее языка. Она и имя свое не раз назвала. Но знал Борис, что «койда» в данном случае означает не имя, а выбранный ушедшими в лес девушками путь. Не понял только, причем тут трава пучка и ловушка для рыбы – вада.

Не удержался Борис и спросил. Оказалось, что Пучкой и Вадой зовут ее дочерей. Ту, что постарше – Вада, а младшая дочь- Пучка. То, с какой быстротой они собрались и ушли в лес при малейшей опасности, вызвало у Борьки удивление.

– Привыкли они к разного рода гостям. Бог знает, чего от них ожидать, вот и прячутся. Мы, когда пришли, помнишь? Так девки тоже два дня в лесу отсиживались, пока их мать в деревню не вернула, – пояснил Тимоха, заметив недоумение на лице боярина.

– Может, боярин, тебе тоже укрыться? – предложил Тимоха. – Койда спрячет. А мы встретим их. Может, и обойдется еще все. Если мимо нас идут, то вряд ли сейчас мечи достанут.

Стемнело. Хоть и коротка ночь в это время, но все одно на какое-то время она берет свое. Правда, не темная и непроглядная, но все равно видно в такое время не так как днем. За каждой избой, вооружившись луками и секирами, притаились ратники Тимохи. Совсем рядом ухнул филин – знак дозора о приближении неприятеля услышали все. Глаза защитников впились в то место, где тропинка от Двины растворялась в деревенской кулиге. Ждать долго не пришлось. Вскоре на освещенной луной поляне возникли две дюжины вооруженных людей. Оказавшись на открытом месте, они какое-то время стояли, внимательно вслушиваясь в ночные звуки. Потом один из них в добротной кольчуге с короткими рукавами и блестящей в лунном свете пластиной на груди что-то сказал стоящему рядом воину. Тот кивнул, повернулся к воину, что стоял позади, и тоже что-то сказал. Воин кивнул и скрылся в лесу. «Москвичи, – определил Тимоха и пошел им на встречу».

– Кто такие и зачем на нашу землю пришли? – выйдя из под пятра амбара, произнес он

В одной руке десятник держал короткий меч, а в другой небольшой округлой формы щит.

– Воевода дружины княжеской, боярин Гаврила Пятич. А ты кто? Если вы вооружены, сложите оружие или все погибнете, – выкрикнул воин с пластиной на груди и вытащил из ножен меч.

– Старший ратник боярина новгородского и волостителя Вельского Исайи Фотиева.

– А где он сам?

– Я за него буду! – неожиданно для всех крикнул Борис и вышел из укрытия.

Тимоха посмотрел на боярина и про себя выругался. Они договаривались, что Борис без особой надобности на рожон лезть не будет. И вот на тебе – вышел, забыв о всех договоренностях. А про себя порадовался Тимоха за Бориса: не стал отсиживаться за спинами ватаги, не испугался не прошеных гостей.