Вскоре из Неревского конца перебрался он поближе к Торговой площади. Усадьбой обзавелся между Ильина улицей и Славной. Немного времени прошло после его обоснования и немецкие купцы-гости, что торговать хотели с боярами тамошними, рядом с ним факторию образовали, и церковь свою возвели. Пришлось Жирославу даже главный выезд из усадьбы своей изменить и в Витков переулок сделать. Сначала свою территорию сами немцы Петергофом величали. А когда высоким тыном его обнесли, стала она больше на крепость походить, чем на городской двор. После этого территорию, что храм святого Петра окружает, все чаще Бургом стали звать. Народ новгородский за словом в карман никогда не лез. Быстро смекнули люди и связали святого Петра с Бургом, обозвав немецкую усадьбу подворьем Петербургским. Самого же Жирослава за близость к немецкому двору обозвали Петербургским.

По указу княжескому ему, как боярину, фамилию иметь надлежало. И вскоре записал его дьяк в Духовной грамоте как Жирослав Петембуровец. Толи буквы попутал невзначай и править на бересте не стал, толи на слух по своему прозвище Жирослава понимал, но с того времени фамилия у их рода такая и повелась.

Многие улицы в городе по именам проживавших там бояр названы, а те, что их усадьбу окружали, так и остались с прежними названиями. Предлагал Юрию Дмитриевичу зять Исайя Фотиев фамилию поменять на Русскую, да тот не захотел. «Мне зла от нынешней никакого нет, а по миру мы давно с ней живем. И знают нас как Петембуровцы, – ответил он на предложение Исайи».

Его младшему сыну Савве такая фамилия была по душе. И вроде с иноземной схожа, и в то же время какая-то своя, славянская. Улицу, что рядом с Детинцем Добрыней зовут. А все почему? Да потому как на ней посадник Людиного конца Тимофей Юрьевич Добрыня живет. А они живут на Славной, и фамилия у них славная. В Духовной Юрий Дмитриевич завещал после смерти своей присудить солеварни младшему Савве, оставив старшему Твердославу земли в Водской пятине, что у Онего озера. Других сыновей у боярина больше не было. Вернее не было в живых. Средние сыновья погибли. Мстислава не было уже пять лет. Двадцати лет от роду он по собственной воле ушел на ушкуях вместе с ватагой людей молодых по Волге. Да там и голову сложил.

Другой из них, Любомир, не много больше прожил. Двадцать два стукнуло страстному охотнику, когда и его не стало. В прошлом году, лишь только установились морозы, пошел Любомир с дружками на медведя. Несмотря на возраст, опыт был у парня в том деле хороший. Силой обладал не дюжинной. Но и как всякий охотник любил удаль свою показать и прихвастнуть был охоч. Вот и вызвался в одиночку медведицу из берлоги на рогатину взять.

Потревоженный зверь из берлоги выскочил и, сотрясая накопленным жировым горбом, на всех четырех лапах на охотников пошел. Любомир тогда знак дал другим, чтобы назад отступили, а сам вперед выступил и рогатину зверю в бок всадил. Медведь взвился на дыбы. Не удержал Любомир древко. Зверь от боли ударил лапой по рогатине и металлический наконечник на древке обломился. Охотник топор из-за пояса выхватил, но медведь в тот раз оказался сильнее и проворнее. Ударили они вместе. Зверь саданул лапой парню по лицу, а сам получил острием по голове. И тут же был свален впившимися с другой стороны рогатинами дружков Любомира. Три дня он пролежал в монастырской лечебнице под должным приглядом, но справится с травмой не смог. Уж больно серьезным оказалось ранение.

Старший Твердослав уже несколько лет жил в небольшом северном городке Орлец, что стоит на Двине реке. Новгородцы те края называли Заволочьем, потому как по одной воде туда было не попасть. Приходилось кое-где лодки тащить волоком. Местное же население земли свои, что протянулись от Онеги до Печоры, называли Поморьем. Заволочьем же считали лишь окрестности вдоль реки Емца и Вага, куда без волока и впрямь было не добраться.