Чувствую себя замухрышкой на ее фоне.

Рядом с ней стоит молодая красивая блондинка с зелеными глазами и ангельской внешностью. Только меня внешностью не обманешь, сразу вижу: она та еще стерва. На ней тоже черное платье, только, в отличие от моего, явно дизайнерское.

Куда я попала...

— Марк где-то рядом? — интересуется Елизавета Карловна, глядя куда-то поверх меня.

— Его не будет, — вздыхаю я.

Что там с плохими гонцами делают? Вот и я внутренне готовлюсь к чему угодно, но ожидаемых вопросов или недоумения не слышу.

— Как же так? —  вместо этого тонким голоском интересуется блондинка, мигом грустнея.

— Ничего, дорогая, — теплым тоном выдает Елизавета Карловна, — познакомлю вас в другой раз.

Так вот оно что... Марк Вильман — свинтус. Теперь понятно, почему отправил меня вместо себя. Елизавета Карловна тоже хороша: можно подумать, без нее сыночек ну никак себе барышню не найдет. Официально заявляю: найдет и еще как. Чуть ли не каждый день находит.

Другое дело, что нормальная девушка за него замуж и сама ни за какие коврижки не выйдет, учитывая его гулящую, если не выразиться грубее, натуру. Разовый фламинго, чтоб его. Да-да, именно так: разовый. Потому что на большее господина Вильмана не хватает в принципе.

Да еще и такая свекровушка в придачу — чистая горгулья. Ой не-е-е, и врагу не пожелаю такого жениха.

— Знакомьтесь, — тянет Елизавета Карловна, — это Дарина Воронцова.

Дарина улыбается мне такой же холодной улыбкой. Такое ощущение, что они обе одни и те же курсы закончили.

Мы не общаемся и пяти минут, а я уже отчего-то начинаю чувствовать себя так, словно провинилась в чем-то. Знать бы еще в чем!

Эх, мне бы сюда хрустальный шар, чтобы заглянуть и узнать, как вести себя так, чтобы Елизавета Карловна не нажаловалась на меня сыну.

Я протягиваю дамам купленные программки, мы проходим внутрь и занимаем места. Мне достается крайнее место слева, рядом садится блондинка, а за ней и Елизавета Карловна.

Они легкими движениями кладут свои клатчи к себе на колени. Повторяю это движение за ними и устраиваюсь поудобнее, кладу руки на подлокотники кресла.

Слава богу, долго ждать не приходится, свет гаснет буквально через минуту, гул голосов стихает, и начинается представление.

Я даже не пытаюсь вслушиваться: мне никогда не удавалось разобрать, что именно поют оперные певцы, особенно женщины. Втихомолку вожу взглядом по залу: практически все увлечены происходящим на сцене.

Каждому свое — решаю в итоге. Вот из меня ценитель так себе. Может, проверить рабочую почту?

«Нет», — останавливаю сама себя. Еще не хватало тут экраном светить, точно с позором изгонят.

Становится жарко, и я хватаю программку и начинаю ею потихоньку обмахиваться. Фух.

Сколько там еще до конца? Боже, скорее бы уже антракт! Честное слово, с удовольствием бы выдумала какое-нибудь сверхважное задание от Марка Антоновича и смылась, но Елизавета Карловна запросто сможет вычислить мою ложь.

Нет, так рисковать нельзя.

Когда моя попа уже становится квадратной, а терпение заканчивается, как и место в мочевом пузыре, объявляют антракт.

Я достаю из сумочки телефон.

— Простите, у меня очень важный звонок. По работе, — объясняю, глядя на Елизавету Карловну, и выхожу.

Ну право слово, не говорить же, что мне срочно надо в туалет. Вдруг это некультурно в театре.

Лечу в дамскую комнату. Когда уже готова выйти из кабинки, слышу приглушенные голоса. Сразу узнаю менторский тон госпожи Вильман.

— Это невообразимо. Подумать только, занять оба подлокотника кресла! Какая невоспитанность...

— А как она программкой обмахивалась, вы видели? Программкой! Обмахивалась! — поддакивает Дарина. — Уму непостижимо. Впрочем, после того, как она в холле пристально смотрелась в зеркало, я уже ничему не удивлюсь.