Она странная, я искал такую. Именно такую, она способна изменять меня и мой мир. Как же страшно. Но отчаяние теснило страх. Обрыскав весь проспект, я нашел ее на этой лавочке – такую одинокую. Никто к ней не подсаживался. Потому что от нее пахло одиночеством. Я чувствовал это – она тоже пересекла грань неминуемого отчаяния.
Как и я.
– Зови меня Крис, Кристиан, – она медленно забиралась на лавочку с ногами, аккуратно подползая к моим губам все ближе и ближе. Я же сидел, не смев шелохнуться. Мой мир замер и сердце вместе с ним – Кристина – она дотронулась до моих губ своими губами и поцеловала меня.
Моя вечность.
Черт, меня никто еще ни разу не целовал, кроме моей мамы. Она всегда целовала меня в лоб. Мое сердце билось – будто настоящее.
– Как же зовут тебя? – она закончила, я еще не начал паниковать.
– Кайоши, – испуганно сказал я.
– Какое странное имя – в ее голосе звучала просьба объяснений.
– Я не помню. – растерялся я. Она хмыкнула мне в ответ.
Вот так просто мы поцеловались. Инстинкты включились по щелчку, мозг атрофировался. Мы ничем не отличаемся от животных.
После той очередной истерики, я решил абстрагироваться абсолютно от всего. Смирение – плохое качество, надо полагать. Мои дни лениво перетекали из рук судьбы в кривые руки моего вялого разума. В наказание за смирение мне перестала сниться ты. Снилась всякая чепуха, которую я либо не мог вспомнить, либо она была настолько отвратной, что хотелось о ней и вовсе не вспоминать. Я все чаще курил и срывался на родных.
Мои пальцы стали сухими.
Играя душераздирающие мелодии, я впитывал их в одиночку. Ах, право мое творчество слишком личная вещь, что бы ей с кем-то делиться. Тем более, если этот кто-то совершенно чужой.
Я же душу за все это продаю, как же после такого можно разбрасываться своей душой просто так?
Мои части /отчасти/. Я из них построен. И благодаря им живу.
Я начал приходить на крышу высотного дома, вид с которого выходил прямо на главную дорого моего города. По этой дороге каждый чертов день я ездил в свою школу. Раньше бы я и не осмелился в одиночку забраться на крышу. А сейчас…
Что терять-то.
Свесив ноги с крыши, я курил и временами записывал аккорды, сердито черкал их и чего-то ждал.
И пока что я продолжал ждать то, чего нет, даже не заметил, как пришла весна.
Солнце беспощадно начало топить все живое в растаявшем снеге. Зима умирала, солнце старалось порадовать меня. Ромашковый снег угасал.
Весна пришла, как всегда неожиданно, а я, подонок, настолько был занят собой, что не заметил ни заботы солнца, ни присутствия весны.
А ведь я ее так ждал.
Жалкий эгоист.
Тогда на уроке я сидел около окна в своем безопасном углу. Своим глазом фиолетового цвета, как то ненавистное небо, я смотрел в щель жалюзи. Тоска поедала меня, разрывая мое иссохшее тело все больше.
Какая-то незнакомая девушка в ситцевом платье впорхнула в класс. Я вздохнул. «Весна, как тепло» – все повторяла она, не останавливаясь.
Весна?
Я вновь посмотрел в щель жалюзи. За окном светило приторное солнце.
Я в своем уме?
Я схватил рюкзак и вышел во двор покурить. Я наступил своими весенними кедами в лужу. Мама, наверное, заставила меня одеться полегче. Но вот когда? Я не помню.
Меня хватил солнечный удар.
Я сам себя у себя похитил.
Такой дурак.
Улыбка невольно атаковала меня.
А потом меня избили.
Впервые в жизни.
Первый моральный удар для меня.
– Эй, ты, – закричал их главарь. Вся шайка с нехорошими лицами направилась прямиком ко мне. – Прикурить не найдется?
Что я тогда чувствовал? Ах да, весна пришла, пальцы мои все равно немели в немом холоде. Губы были сухими, желудок жалобно ныл. Я смотрел на них и чувствовал презрение. Они это тоже почувствовали. Зря я так, гребанная гордость. Но мне не было страшно. В наушниках играла умиротворяющая музыка, я был спокоен на удивление.