– А я вот не в полном составе, – вдруг заключила Агидель и вытянула вперёд правую ногу без сапога.

– Паршиво, хорошие сапоги у следопытов твоего папочки, – оборотень с досадой причмокнул губами. – Мне они приглянулись. Ну леший с ними.

– Один остался, – виновато протянула несостоявшаяся гостья в берлогу бульзара. – Второй, видимо, слетел, когда ты меня доставал.

– Да что мне с ним, одним, потом делать то? Солить? Или к стенке на память приколотить? Один погоду не сделает.

– Ну уж извини, что такая оплошность вышла. В следующий раз хватай бесценные сапоги, а меня оставляй на съедение! – тихо процедила девушка, уперев руки в бока.

Оборотень ей ничего не ответил, только недовольно прищурил глаза, верно решив, что спасение этих «Княжон» – дело не благодарное. Потом аккуратно вновь подошёл к краю ямы, и, вытянув шею, заглянул в её нутро. И правда, так полюбившийся атрибут сиротливо валялся недалеко от хозяина берлоги рядом с предательски обломившимся корнем дерева. Но лезть вниз – не было совершенно никакого желания. Никакая обувь не окупит такого глупого геройства. Ведь разбуженные в зимнюю пору бульзары могли долгими днями и ночами выслеживать своего обидчика по запаху, шатаясь по лесу только с одной целью – уничтожить. Поэтому нерадивым путникам предстояло как можно быстрее делать лапы и ноги с этого места.

– Залезай и поехали, – отчеканил оборотень, оборачиваясь к переступающей с ноги на ногу девушке. – Надеюсь, что ты успела всё сделать и посещение берлоги было не зазря?

Княжна смутилась и, отведя взор в сторону, лишь отрешённо кивнула головой. Забравшись на оборотня, она поспешила спрятать лишившуюся крова ступню в тёплой шерсти, и поплотнее запахнула плащ, накинув как можно ниже капюшон. Почувствовав, что его ноша угнездилась, Смарагд рванул вперёд, желая скорее оставить позади вскрытую берлогу с её спящим обитателем.

Когда путники уже достаточно удалились от места досадной потери сапога, Агидель, наклонившись почти к самому уху зверя, спросила:

– А как выглядит этот шишковатый бульзар? Я даже разглядеть не успела. Он весь чем-то обложен был.

Она чувствовала, что сейчас ей необходима беседа. От избытка эмоций и усталости от целого непростого дня, проведенного на воздухе и в утомительной дороге, её начинало клонить в сон.

– Тебе повезло. Ну для начала, не шишковатый, а шишковый, – нравоучительно поправил её зверь, и мотнул головой, стряхивая нападавший на макушку снег. – Чем-то напоминает медведя: такой же здоровый и косматый. Но морда сильно вперёд вытянута и пасть больно острыми и мелкими зубищами утыкана, как у пилы. Да ещё от его лба до самого конца хребта идут выпирающие костяные наросты. На башке острые и длинные. Самцы между собой за самок ими махаются и тогда шерсть клочьями летит по весне. А врагов своих или добычу насаживают, поднимают и передним лапами раздирают плоть. Мясцо свежее любят, но и от ягод с грибами не отказываются. Падаль жрут, только если с голода дохнут. Продолжать или такие описания не подходят для изнеженных прекрасными речами ушек юной Княжны Воибор?

– Я вообще-то читала трактат об усекновении двоедушников и волколаков, – гордо произнесла девушка и приосанилась. – Меня словами трудно испугать.

– О, – протянул оборотень. – Сожги потом его, как снова он тебе в руки попадёт.

– Почему?

– Написана чушь. Ведь он не помог тебе найти и увидеть оборотня, который притаился совсем рядом.

– Тебя что ли? – скептически спросила Агидель, покрепче ухватившись пальцами за шерсть Смарагда. Он вновь начал ускоряться, выскочив на относительно открытое пространство: деревья расступились, и они оказались на небольшом холме, у подножья которого раскинулся глубокий, но не широкий овраг. Дальше, искрясь нетронутым снегом, виднелась широкая поляна в окружении плотной стены чёрного леса. И где-то из его глубины поднимался в ночное небо, укрытое звёздами, едва заметный сизый дымок.