Сага Севера. Бремя рока. Книга 2 Евгения Преданная

Посвящается человеку, подарившему мне жизнь во всей её прекрасной многогранности.

Моей матери.

Спи, моя радость, усни.

В доме погасли огни,

Птички притихли в саду,

Рыбки уснули в пруду.

Месяц на небе блестит,

Месяц в окошко глядит.

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни.

В доме всё стихло давно

В погребе в кухне темно

Дверь ни одна не скрипит,

Мышка за печкою спит.

Кто-то вздохнул за стеной,

Что нам за дело, родной?

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни.

Сладко мой птенчик живёт:

Нет ни тревог, ни забот,

Вдоволь игрушек, сластей,

Вдоволь весёлых затей.

Всё-то добыть поспешишь,

Только б не плакал малыш!

Пусть бы так было все дни!

Спи, моя радость, усни!

Усни… Усни…

(Русская колыбельная)

Эльмир устало потёр переносицу и вновь воззрился в окно, бездумно следуя взглядом за маленькими переплетающимися дорожками, которые оставляли на стекле капли холодного дождя вперемешку с мелким снегом. Несмотря на то, что только недавно родился новый день, это совершенно не помогло побороть не желавший ускользать в неведомые призрачные дали ночной мрак. Эльф всем своим эльфийским существом не переносил начало зимы: серое тёмно-свинцовое небо так низко опускалось к земле, что даже начинало казаться, что вот-вот – и оно заденет своей угрюмой необъятной тушей шпили замка в Эльдрусе, столице эльфийского королевства, и затопит его мерзкой жижей из застоявшейся воды вперемешку с грязью из своих мрачных недр. Солнце совершенно обессилило и практически не могло прорваться через этот серый неприступный воздушный бастион. Так ещё и промозглый ветер, который налетал с незамерзшего и буйного Драконьего моря, добавлял особой унылой мрачности нарождающемуся дню: в великом замке королей становилось неимоверно сыро и зябко, с чем не удавалось бороться даже посредством постоянно горящих очагов и каминов.

Молодой эльфийский королевич тяжело вздохнул и отвернулся от окна, вид из которого усилил его уныние. Прекрасные сады стояли полностью лишённые какой-либо листвы. Создавалось даже ощущение, что все деревья и кустарники просто погибли, оставив лишь, как последнее напоминание о своей прошлой цветущей жизни, голые, нелепо корявые скелеты. Трава зачахла и поверженно склонилась к земле в ожидании, когда на неё набросится неумолимый снег для исполнения своего смертного приговора. Но пока её донимала лишь мокрая снежная крупа, которую скорее можно было назвать мелким ледяным дождём. Эльмир знал из книг и слышал от придворных советников, которым доводилось выезжать из королевства, что далеко на севере, за Драконним кряжем, таких проблем с погодой не существовало. Если приходила зима, а она обычно не заставляла себя долго ждать, то снег крепко и долго держался, чуть ли не большую часть года, а не то что в их землях – сплошные погодные слякотные качели.

Наследник эльфийского престола медленно зашагал по тронному залу, в сотый, а может и в тысячный раз, читая мудрые назидания для потомков. Наставления были высечены на мемориальных плитах, установленных на подножие внушительных каменных изваяний предыдущих королей. Скульптуры стояли друг против друга, словно щеголяли своими замысловатыми позами, но что было едино практически у всех – безучастное и высокомерное выражение лиц. Высота каждого древнего изваяния была около двух с половиной саженей, что придавало особую значимость и солидность фигурам. Кроме того, как сквозняк из всех щелей, ощущался определённый назидательный посыл: чтобы потомки помнили о великих королях, об их не менее выдающихся деяниях, ну, или на худой конец, о поэтических произведениях, оставленных ими в огромных количествах, что тоже имело место быть, если политика надоедала до почечных колик.

Пройдя галерею из одиннадцати скульптур, Эльмир остановился перед пустым массивным и затейливо украшенным деревянным троном, который возвышался на специальном каменном постаменте. Благодаря этой маленькой хитрости, кого бы ни принимал эльфийский король, даже сидя, он был бы немного выше стоящего перед ним эльфа, человека или даже орка. Про гномов и говорить было нечего, ведь даже полностью скрючившись на маленькой табуреточке и на одном уровне со стоящим представителем горного народца, эльф был бы выше чуть ли не на два локтя. Вроде бы и мелочь, но эльфы были очень щепетильны во всём, что касалось их расы, поэтому, если у них имелась возможность щегольнуть своим превосходством, они хватались за неё руками, ногами и даже слегка зубами прикусывали, чтобы та не удрала от них.

За троном располагался огромный камин, в котором пировал огонь, щедро одаривая подошедшего эльфа своим милостивым теплом. Пламя сыто потрескивало, иногда раскидывая жаркие искры по сторонам. Эльмир поднялся на постамент, обошёл трон и легко прислонился спиной к нагретому дереву. Совсем скоро ему стало даже жарко: он скинул шерстяной плащ тёмно-зелёного цвета и расстегнул верхние пуговицы дублета. Вид пляшущего пламени успокаивал и расслаблял, но тяжёлые думы никак не желали отступать и жаждали поглотить полностью молодого королевича.

– Мой отец уже двенадцатый правитель, – тихо прошептал он в пустоту. – А я буду тринадцатым. Скверное число. Недоброе.

Он поднял перед собой правую руку и внимательно посмотрел на тыльную сторону ладони: светлая белая кожа, практически как пергамент на просвет, чрезмерно выдающиеся тёмные вены, с неустанно бурлящей в них кровью, тонкие и длинные пальцы, на одном из которых, а именно на указательном, был надет перстень. Не очень большой, но увесистый, золотой дар от его отца с изображением дракона, который в лапах зажал янтарь. Камень солнца и прошедших веков. Эльмир задумался, ему даже показалось, что кольцо начало впитывать тепло, исходящее от очага, но в следующий миг резкий укол в ладонь вывел его из задумчивого оцепенения. Вылетевшая искра больно прижгла его доверительно раскрытую плоть. Он зашипел и сжал пальцы в кулак, потом закрыл глаза.

– Как тебя ни корми, ты всё равно норовишь укусить, – иронично заметил эльф, обращаясь к разыгравшемуся пламени. Он склонил голову, рассматривая едва заметное место ожога. Вдруг чуткий слух уловил гулкий топот многих пар башмаков, чёткие дробящиеся шаги и лёгкую скользящую поступь. Потом отзвуки голосов, в большинстве своём знакомых по интонациям, но с совершенно неясными речами. Эльмир обернулся к огромной дубовой двери в противоположной стене от очага и застыл в ожидании.

Створки двери распахнулись, и в зал вошло множество эльфов, среди которых молодой королевич сразу вычленил усталое и осунувшееся лицо его отца, двенадцатого короля эльфов Латаира Солнцеликого. Рядом с ним вышагивал сильно обеспокоенный первый советник Мориэль, который что-то полушёпотом доказывал придворному магу Сираэлю, хранившему абсолютно каменное выражение лица, как у скульптур древних королей. За королем шагал Олизар, главный военачальник королевства, который то и дело хмурился и прикусывал губу. Далее шла охрана – с десяток эльфов в полном вооружении: металлические латы, щиты, мечи и пики. Их лица были скрыты забралами шлемов, но даже если бы они и были открыты, вряд ли Эльмир кого-то и узнал. Ещё несколько советников второй величины нервно поправляли свои одежды, стряхивая подтаявший снег, который со звучными шлепками приземлялся на холодный камень пола. Промелькнула пара чужих испуганных лиц, беспокойно озиравшихся вокруг. И всю эту процессию замыкала хрупкая светловолосая эльфийка, шедшая с опущенной головой. Но, даже не видя толком её прекрасного лица, молодой эльф почувствовал, что она ужасно расстроена и опечалена. Он всегда её ощущал так ясно и чётко, словно себя. Хотя это было не диво: она являлась его кровной сестрой, которая родилась вслед за ним.

Эльмир поклонился подошедшему к трону королю, и взяв свой плащ с трона, отступил к другим эльфам, аккуратно пробираясь через разномастную толпу. Он не переставал чувствовать напряжение, которое окутало плотным коконом присутствующих, и начинало душить самообладание тех, кто был послабее. Даже в его сердце оно попробовало протиснуть свои скользкие щупальца, но безрезультатно.

– Ты как, Элая? – он положил свою руку на плечо сестры.

Она вздрогнула, будто прикосновение причинило ей боль, потом подняла на него большие, прозрачно-серые, глаза, в которых стояли слезы, и покачала головой.

Королевич плотно сжал губы, да так, что обозначились жевательные мышцы и бросил сердитый и недоумевающий взгляд на отца, который устало сел на свой трон и подпёр кулаком подбородок, устремив взор серых глаз куда-то в пустоту.

– Ты мне скажешь хоть что-то? – теперь глаза Эльмира излучали участие и тепло, а вопрос, вырвавшийся из его уст, был так тих, что услышать могла его только рядом стоящая эльфийка.

Но Элая лишь глубоко вздохнула, борясь с приступом душившего её страха, и взяла в свои ледяные ладони горячие ладони своего брата, мысленно призывая его проявить стойкость и терпение, предчувствуя, что в недалеком будущем только благодаря этому они и смогут справиться с тем, что нависло над ними, словно топор палача…

– Наш король, – сосредоточенный и глухой голос придворного мага прервал поток не озвученных лихорадочно рождающихся в головах вопросов у всех присутствующих. – Неужели нам правда грозит это?! Скажите, что это всё вздор и выдумки деревенских дураков, на которые купились наши советники. Скажите, что это очередная уловка ваших недоброжелателей!