Латаир Солнцеликий вывел свой надломленный взор из внутреннего небытия и, обведя взглядом всех находящихся в зале, тяжело произнёс, остановив серую сталь своих глаз на сыне:

– Трудно передать словами, как бы мне хотелось, чтобы это были лишь грязные пересуды, но судьба оказалась зла и сурова в своём приговоре. Да, в королевстве начался бунт, который поглотил уже не одну деревню, город, крепость… За десяток дней он приобрёл такой размер, что даже моей армии не под силу будет справиться с этой волной недовольства и жаждой мщения. Эльфийский народ требует крови виновника тех ужасных злодеяний, а всё, что у нас есть, только вот это… – он достал из нагрудного кармана небольшой мешочек и запустил в него пальцы. – Всё, что у нас есть, – повторил он, выуживая небольшой клочок пушистой чёрной шерсти, – вот этот клок с тела той твари и больше ничего.

В толпе присутствующих послышались охи и тихие перешёптывания.

– А что будет, если в ближайшее время нам не удастся выследить эту тварь? – произнёс Мориэль, первый советник, внимательно всматриваясь в усталое лицо Латаира.

– Тогда народ затребует голову короля, который оказался, увы, бессилен в сложившейся ситуации… Кровь убитых невинных детей сможет смыть только кровь вашего скромного слуги, – и будто продолжая свою чёрную шутку, Латаир Солнцеликий сделал небольшой поклон в сторону внимающих ему эльфов.

Эльмир затаил дыхание и покрепче сжал руку сестры, всем своим существом ощущая, как у него выбивают землю из-под ног.

Где-то вдалеке громыхнуло и послышались раскаты грома. И будто воспользовавшись всеобщим замешательством, смешанным с нарастающим ужасом от неизвестности и надвигающейся опасности в окна начал с новой силой барабанить дождь, словно желая, чтобы его пустили в обитель эльфов, которая ещё сохраняла тепло, но безвозвратно утратила покой. Он всё сильнее злился и распалялся от временного бессилия, становясь более настойчивым, холодным и неутомимым в достижении своей новой цели – ворваться к тем, кто ещё сохранял горячее пламя жизни в своих сердцах.

Князь Вулгер Корт, сложив руки на мощной груди, привалился спиной к стене конюшни. Чёрные бездонные глаза внимательно следили за поспешными сборами знатных гостей и людей из их сопровождения. И чем сильнее разносились выкрики и цветистая многоярусная брань Радаслава Светлого на всех, кто попадался ему на глаза, тем шире становилась хищная улыбка на лице посла.

«Крысы всегда бегут первые с корабля, это так было, есть и будет…» – в очередной раз констатировал он про себя, видя, как разбушевавшийся Князь Озёрной крепости чуть не влепил своей дочери увесистую оплеуху, тщетно пытаясь параллельно усмирить своего коня, так и норовившего взбрыкнуть и встать на задние копыта.

Маленькая девочка не переставала плакать уже длительное время. Одетая в шубку из заячьего меха и плотно укутанная в шерстяной платок, она была похожа на крошечного дикого зверька, который попал в силок безжалостного охотника, и теперь оставлен на растерзание кровожадным зверям. Она нервировала не только своего несдержанного отца, но даже и чародея Радана Белого, который то и дело потирал виски и начинал что-то остервенело искать в седельных сумках своей лошади. Хозяин крепости Восход наоборот был очень сосредоточен: он периодически громко поторапливал своих сыновей, которые с огромным трудом подавляли душащие их приступы зевоты и слабости, вызванные выпитым накануне и отсутствием сна из-за свалившихся бед.

Небо над замком Воиборов, которое будто тоже было возмущено до глубины своей небесной души этими беспорядочными людскими сборами, напоминавшими больше побег из чумной деревни, разразилось новым снегопадом. Снег был мелкий и колючий, больно бивший по лицу и рукам, если те не были спрятаны в рукавицы. Он, как ревнивый муж, заглядывал каждому под капюшон, стараясь узнать коварного любовника своей непутёвой жёнушки и жестоко наказать, для начала залепив увесистую морозную пощёчину.