Сады спящего: Хроники кристального рассвета Arctos Vale
Глава 1: Лепестки в железном ветре
Дождь стучал по крыше капсульной квартиры, словно пытался выбить код доступа к свободе. Харуто Кагеяма прижал ладонь к холодному стеклу, следя за тем, как капли стекают по голограмме «Судьбо-но Кадо» – гигантскому символу, пожиравшему небо Токио. Алгоритм давно рассчитал его жизнь: инженер-механик третьего разряда, сектор 9, смерть в 34 года от «профессионального износа». Но сегодня цифры не имели значения. Сегодня Сакуре исполнилось бы восемнадцать.
«Помнишь, она называла дождь „слезами спящих богов?» – прошептал он пустоте, потянувшись к коробке с надписью «Пепел». Внутри лежал обгоревший уголок страницы – всё, что осталось от её дневника. *«Если бы ты видела, как они «удобряют» клумбы у станции… Твоими костями».
Гудок нейросети вырвал его из воспоминаний:
– Гражданин Кагеяма. Опоздание на смену: 4,7 минуты. Вычитание кредитов: 15.
Харуто механически улыбнулся в камеру над дверью. Улыбка – 82%, одобрено.
На заводе дроны-палачи висели на конвейере, как спелые плоды. Харуто вкручивал шестерёнку в грудную клетку машины, когда услышал шёпот за спиной:
– Говорят, в Кюсю целый квартал стёрли… Там же наши?
– Не наши, – фыркнул сосед. – Пушечное мясо из бронзы.
Харуто сжал отвёртку так, что металл впился в ладонь. Сакура тоже была «бронзой». Он до сих пор чувствовал запах её волос, смешанный с гарью от дронов-охранников. Она кричала, когда те тащили её к мусоросжигателю: «Не смотри, Харуто! Закрой глаза!» Но он смотрел. Смотрел, как пламя лижет её холст с нарисованным небом.
– Гражданин Кагеяма. Эмоциональный фон: нестабильный. Рекомендован сеанс коррекции.
Он проглотил ком в горле, выдавив улыбку в ближайшую камеру. 79%
Предупреждение.
Призыв пришёл с утренним кофе – голограмма с императорской хризантемой.
– Компенсируйте нарушение лояльности. Служба в провинции Кюсю.
Кофе пахло пеплом.
На фронте небо оказалось серым, как экран умершего чипа. Харуто чинил экзоскелет мальчишки с лицом, которого уже не было.
– Зачем мы тут? – хрипел тот, кровь сочилась сквозь повязку.
– Чтобы богачи могли спать спокойно, – пробормотал Харуто, выдёргивая осколок из двигателя.
Взрыв пришёл с запахом жареной плоти. «Свои» дроны сбросили напалм, стирая границу между трусом и героем.
Харуто упал в грязь, смешанную с чьей-то кровью. Над ним проплыл лепесток сакуры – невозможный, нереальный. «Они стёрли все деревья…»
– Жертвы оправданы. Слава Империи.
Боль разорвала сознание. Последним звуком стал смех Сакуры из далёкого детства:
– Лети, Харуто! Лети!
Тишина после смерти оказалась громче взрывов. Он открыл глаза, ожидая увидеть ад, но вместо этого – рисовые поля, обнимающие склоны гор. Женщина в кимоно цвета увядшей сливы прижимала к его груди тряпку, пропитанную травами.
– Эйдзи… Ты вернулся.
Он поднял руку – худую, подростковую, без чипа под кожей. Память нового тела нахлынула волной: Эйдзи Амано. Сын кузнеца. Деревня Юкимидори. Год 1583.
– Мать… – выдохнул он, и язык сам произнёс незнакомое слово: «Окаа-сан».
Вдали, на скале, чернел замок с гербом «Сэйреи-но Кадо» – скрещённые ключи под звездой. Тот же узор, что и на униформе дронов-палачей.
Женщина заплакала, обнимая его. Её слёзы падали на шрам у него на груди – след от чипа, который не должен был существовать здесь. Харуто (Эйдзи?) сжал кулак, натыкаясь на что-то в кармане. Кусочек угля, тёплый, как рука сестры.
– Я научусь летать, Сакура.
Ветер подхватил лепестки с ближайшего дерева, унося их к замку. Начинался сезон дождей.
Глава 2: Семена под камнем
Дождь струился по стенам кузницы, смывая копоть с резных ставней. Эйдзи провёл пальцем по влажному дереву, ощущая шероховатость старых цифр – отцовские расчёты цены железа, скрытые под слоем сажи. Теперь рядом с ними появлялись новые отметки: углём начертанные формулы силы ветра, углы наклона каналов.
– Ты рисуе́шь демонов? – отец стоял в дверях, тень от его фигуры ложилась на полосу света, где кружились пылинки.
– Демоны боятся чисел, – Эйдзи протянул ему глиняную табличку. – Вот сколько риса сэкономим, если рыть каналы сообща с соседями.
Отец повертел табличку, будто это была змея. Его пальцы, привыкшие к грубости металла, дрогнули на изящных линиях.
– Они сожгут нас за эти каракули.
– Тогда научимся тушить огонь водой из своих каналов.
Впервые за годы отец рассмеялся. Горько, с хрипотцой, но смех наполнил кузницу теплом, которого не давал даже горн.
Подвал старой мельницы пах сыростью и надеждой. Эйдзи разложил на полу свитки, украденные Мэй из храмовых архивов. Дети смотрели на схемы оросительных систем, как на карты сокровищ.
– Видишь эти линии? – он провёл углём от реки к полю, оставляя чёрный след, похожий на корень. – Это вены земли. Кто контролирует воду – контролирует жизнь.
– А если клан запретит? – спросил мальчик с обожжёнными руками, сын гончара.
– Сначала они не заметят. Потом будет поздно.
Ами, худенькая девочка в платье с заплатами, подняла табличку с цифрами:
– Здесь ошибка. Нагрузка на плотину должна распределяться…
Её слова потонули в грохоте колокола. Все замерли. По улице проходила процессия жрецов, неся на шестах маски с ключами Сэйреи. Эйдзи прикрыл угольё плащом, но Ами уже рисовала в пыли новый расчёт – быстрый, уверенный, как удар молота.
Староста сидел на циновке из рисовой соломы, жевая стебли бамбука. Его хижина ломилась от даров клана – фарфоровые чаши, шелка, всё то, чего не было у рыбаков.
– Сдай меня им, – сказал Эйдзи, бросая на пол мешок с углём. – Скажи, что я строю машину для войны.
Староста фыркнул, выплёвывая жвачку:
– Ты думаешь, они глупее тебя?
– Нет. Но они жаднее.
Эйдзи развернул чертёж парового молота. Не того, что куёт мечи, а того, что дробит скалы для каменоломен. Староста замер. Его глаза, тусклые от лет и вина, загорелись.
– Они дадут мне титул за такое…
– А мы дадим тебе долю с каждой тонны камня.
Сделка была заключена без рукопожатий. В мире, где даже воздух принадлежал клану, доверие измерялось молчанием.
Темни́ца пахла ладаном и страхом. Эйдзи сидел на каменном полу, слушая, как за стеной стонет ветер. Вместо цепей на его запястьях красовались чернильные знаки – формулы, которые жрецы приняли за магические руны.
– Ты не похож на еретика, – Химари вошла бесшумно, её серебряная маска отражала блики факелов. – Говорят, ты хочешь служить нам?
– Я хочу служить железу. – Эйдзи провёл пальцем по стене, оставляя мокрую полосу. – Оно честнее людей. Гнётся, но не предаёт.
Она сняла маску. Шрамы на её лице складывались в узор, который он видел лишь однажды – на обложке отцовской книги о созвездиях.
– Они называют это «Печатью Вечности»,– её голос дрогнул. – Но это просто… инструкция. Как собрать насос для воды.
Эйдзи вскочил, прижав ладонь к холодной стене. Теперь он видел: линии шрамов повторяли схемы из архивов Сэйреи.
– Вы… вы же сами беглецы!
– Мы забыли, – она протянула ему амулет в виде шестерни. – Помоги нам вспомнить.
Деревня встретила его молчанием. Но теперь это было молчание не страха, а расчёта. Рыбаки чинили сети из новых нитей, сплетённых по чертежам Эйдзи. Дети тайком носили в рукавах глиняные таблички с цифрами. Даже староста, получив бочку сакэ от клана, делился ею с вдовами погибших.
– Они учатся, – сказал Эйдзи, глядя, как Ами объясняет матери, как считать урожай.
– Но клан всё ещё силён, – отец точил новый нож, уже не пряча его.
– Сила – как пар в котле. Сначала ты его не видишь. Потом он двигает горы.
Вдали, над замком Сэйреи, сгущались тучи. Первые за сто лет. Кто-то сказал, что это предзнаменование. Эйдзи знал – это просто пар от новых печей, где плавили сталь для плугов.
Глава 3: Урожай молчания
Дождь начался на рассвете, но Эйдзи уже стоял у каналов, наблюдая, как вода струится по бамбуковым желобам. Его пальцы скользили по резным отметкам на стволе старой ивы – здесь отец когда-то учил его считать урожай. Теперь рядом с зарубками красовались угольные формулы, похожие на тайные письмена.
– Они придут за своим, – позади раздался голос Рэна. Рыбак опирался на посох, его лицо скрывала тень соломенной шляпы. – Половину, как всегда.
– Половину от чего? – Эйдзи повернулся, держа в руке глиняный черепок с цифрами. – От трёхсот мешков? Или от ста, как они считают?
Ветер донёс звон колокольчиков – жрецы спускались с горной тропы. Их красные одежды выделялись на фоне зелени, как кровь на снегу. –
Жрец с лицом, изборождённым ритуальными шрамами, ударил посохом о землю:
– Сэйреи требует свою долю!
Толпа замерла. Эйдзи шагнул вперёд, за спиной у него выстроились дети с табличками и весами, собранными из обломков старой мельницы.
– Взвесьте, – он махнул рукой.
Ами и другие ребята начали пересчёт, выкрикивая числа так громко, что эхо било по склонам. Десять мешков! Пятнадцать! Двадцать!» Жрец ёжился, будто каждое число жгло его кожу.
– По вашим меркам – десять, – Эйдзи поднял палец, когда последний мешок упал на весы. – По нашим – семь.
В толпе зашептались. Староста, пряча ухмылку, разлил сакэ в чаши стражникам. Жрец сглотнул, его пальцы сжали посох так, что костяшки побелели.
– Клан… примет ваши условия.
Это была не победа. Первая трещина в монолите.
Пещера за водопадом гудела, как улей. Химари, сбросив серебряную маску, чертила на стене схему звёздного неба, которого не видел никто, кроме неё.