– Какая жалость! Он не увидит нашей славной победы! – обмолвился Румпельштильцхен. Сопровождавшие покойного солдаты, чьи лица были мрачнее самой Смерти, с недоумением взглянули на него. – Как долго вы его везёте?
– В полдень выехали. Чтобы успеть.
«Чтобы успеть что?» – стали перешёптываться солдаты нашего взвода. Но всё было и так ясно: война подобралась гораздо ближе, чем нам внушали все последние недели. Обучение прошло быстрее не потому, что мы молодцы, а потому что времени на него попросту больше не осталось.
Баклажан заглянул под покрывало, коим была накрыта телега, но тут же пожалел об том. То, что он там увидел, напоминало, скорее, фарш или винегрет.
У нас возникло много вопросов к встреченным солдатам, но они поспешили продолжить путь. А мы, словно громом поражённые, провожали их удивленно-печальным взглядом.
Вдруг один из них обернулся и крикнул: «Если не хотите завтра стать такими, как он, бегите!»
Глава третья
Подъём по тревоге.
По небу плыли свинцовые облака. Дул холодный ветер. Падая тяжёлыми, крупными каплями, шёл дождь.
На горизонте виднелись клубы чёрного дыма – следы ночных пожаров.
Построение. Перекличка. Одного не досчитались.
Ночью Цервос вскрыл себе вены. Это стало нашей второй потерей. А ведь боевые действия ещё даже нее начались.
Пятеро пытались сбежать ночью. Были пойманы. Трое взяты под стражу. Двое из них, оказавшие сопротивление, отправлены в лазарет.
Приказ оставить лагерь и срочно выдвигаться.
Барабаня тяжёлыми, крупными каплями по железным доспехам, холодный дождь пытался, видимо, сыграть военный марш. Прощальный военный марш. А ветер, не сведущий в жанрах музыки, но, видимо, очень вдохновлённый мрачной перкуссией, пытался, завывая, исполнить печальную балладу о сотнях молодых людей, которым суждено обагрить местную землю алой кровью на потеху безжалостному противнику.
Да уж, менестрели из них так себе…
Мимо меня, гордо подняв голову, на белом коне медленно проехал господин Ангус Аурий, и мой тоскливый взгляд, бесцельно блуждавший из стороны в сторону, случайно упал на круп его прекрасной лошади. «Не туда ли ушли мои мечты о прекрасном будущем?» – невольно подумал я. – «Впрочем, им там хотя бы теплее, чем мне сейчас».
Что же касается всадника, нашего славного башелье, его горделивый вид и надменные жесты выглядели столь неуместно на фоне всеобщего уныния и отчаяния, что никак нельзя было отделаться от страстного желания начистить ему забрало.
Теперь, когда я пишу эти строки и гляжу на Ангуса Аурия с высоты прожитых лет, я могу его понять: как Меретрикс Хортум видела свою жизнь лишь до свадьбы, он видел свою жизнь только до этого сражения. Теперь же у него появился шанс испытать наяву все те ощущения, которые на протяжении долгих лет он пытался вызвать в своём нищем воображении.
И вот, он взирал на нас так, как, шествуя под венец, Меретрикс Хортум смотрела на своих незамужних подруг: «Ваше присутствие нужно лишь для того, чтобы своим ничтожеством вы подчеркнули моё величие!»
«Стоять! Занять позиции! Вспоминайте всё, чему вас учили!» – скомандовал капитан Поркий.
И каждый выполнял его приказ, как мог: мы, рядовые солдаты, обнажили клинки и сомкнули ряды, а доблестный башелье Аурий обрушил на нас словесный понос, накопленный за ночь. Махая над головой блестящим мечом и гарцуя на белом коне перед своим взводом, он неустанно изрыгал проклятья.
Лишь вражеская стрела заставила его умолкнуть. Навсегда. Пролетев со свистом по красивой параболической траектории, она застряла у него в голове. И весь взвод видел её, но предпринять что-либо не успел. То ли от баллистического экстаза, то ли от страха, то ли из уважения к правилам военного устава, запрещающего перебивать старшего по званию.