21. 21.

Гошка, удивленно моргнув, подошел к наставнику и сел рядом.

— Страшно? — буднично спросил Дик, глядя в костер и слегка поворачивая щипцы над огнем, чтобы монета равномерно покраснела.

Гошка зябко пожал плечами.

— Я должен знать, — тихо сказал он. — Если действительно хочу стать рыцарем, опыт лишним не будет.

— Конечно, не лишнее знать о себе горькую правду. Нормально, по-моему, не добела же его раскалять. Условия такие: отдернешь руку, пока не уберу монету — проиграл.

Гошка торопливо кивнул, соглашаясь, и облизал губы.

— А долго? — с опаской спросил он.

— Посмотрим, сколько выдержишь, — неопределенно ответил Дик. — Сам решу, когда хватит. Согласен? Потом без обид? — на минутку отложив щипцы, он протянул Гошке ладонь. Тот пожал, скрепляя договор.

— Руку давай… да левую, чтобы не так жалко. Нет, другой стороной, на ладони намного дольше болеть будет, сжать не сможешь. Зачем терять возможность тренировок из-за своей глупости, — он достал монету из костра, потом нахмурился и снова опустил щипцы в огонь: — Подожди, это ведь особая примета будет… от железа шрамы остаются, как правило, навсегда, даже если не слишком долго держать. Это плохо… Может, лучше не стоит?..

Гошка на секунду опустил голову, соображая. Ему было страшно представить, какая боль сейчас прожжет его руку, но отказаться от испытания мысли не возникало.

— Давай на ладони, — он шмыгнул носом, — там меньше заметно. Пусть больнее, мне всё равно.

Дик равнодушно качнул головой к плечу: "Как хочешь". И приблизил край раскаленной монеты к Гошкиной открытой ладони. Расстояние до кожи оставалось не больше дюйма.

— Закрой глаза, — велел Дик. — Чтобы не знал, когда именно дотронусь. Дернешься — проиграл.

Гоша глубоко вдохнул и закрыл глаза. Он одновременно почувствовал прикосновение края монеты к своей ладони и услышал шипение горящей кожи. Стиснув зубы, мальчишка рефлекторно отдернул руку и сильно зажмурился. Услышав горловой смешок, он открыл глаза.

— И чего дергаешься? — Дик показал монету, которую держал в пальцах. — Она ведь холодная, из кармана. Держи! — щелчком бросил Гошке медный кружочек.

— А что я слышал? — мальчик недоверчиво разглядывал грош.

— Это, — Дик, снова вытащив щипцы из огня, дотронулся краем монеты до своего сапога. Ластиковая кожа зашипела с жалобным писком.

Рыцарь бросил щипцы в траву и показал пальцем отметину на сапоге:

— Внимательно посмотри, что ты хотел с собой сделать. Здесь-то следов не останется, только стряхнуть, а у тебя было бы на всю жизнь.

— Ты меня обманул, — оскорблено процедил Гошка. — Очень благородно!

— Если хоть на секунду мог думать, что я тебя НЕ обману, ты тоже хорош, — холодно ответил Дик. — Хочешь тренировать самообладание, тренируй внутри. Терзать себя раскаленным железом для этого совершенно необязательно. Ещё найдутся желающие, поверь мне!

Чего дергался, если не больно?

Ты боишься. Ты от страха почувствовал то, чего нет.

Если тебе действительно это важно, знай, что люди совсем не так чувствуют боль, когда принимают ее без страха и добровольно, чем когда каждая твоя мышца и каждый нерв безумно наряжены и хотят только куда-нибудь убежать, ни на что большее ты в этот миг не способен. И наоборот, способен на всё, чтобы только этого не случилось.

Физическую боль человек забывает в ту же секунду, как она прекращается. А вот чувства, которые с ней были связаны, мы переживаем снова и снова. И если они ужасны, они нас терзают пожизненно.

А есть просто душевная боль, никак не связанная с тем, чувствуешь ты что-нибудь на своей шкуре или нет. И даже намного хуже, если не чувствуешь. Люди готовы сами себе причинить любую боль, только чтобы забыться и какое-то время не думать ни о чем другом.