Сон пропал. Она представляла, как Синяя Спина заведет ее в далекий лес, съест или сделает что-то еще.

– Что сделано… откажусь. Учудит… Острожек, – ответил он. Куда тише, чем ругался.

Нютка не разобрала и половины. Того, что услыхала, было довольно, чтобы понять: Синяя Спина не передумает, не послушает старуху и участь ее решена.

– Петяня… совесть… Жалко… – вновь затеяла уговоры старуха.

Так Нютка узнала, что Синюю Спину зовут Петром. Тут же решила, что славное имя, кое носил апостол, известный своей честностью и пламенной верой, вовсе не подходит.

Она так и не пошла в нужник. Ежели бы говорившие поняли, что она все слышала, ежели бы Синяя Спина разозлился? А выпитый квас, видно, изошел на горючие слезы.

* * *

Когда Нютка проснулась, Синяя Спина ушел. Она тому обрадовалась, даже спела про утренних пташек, а старуха только щурила глаза и улыбалась. Пирогов осталось всего ничего – старуха скормила их гостье, сказала, мол, самой не надобны.

Хозяйка дала гостье костяной гребень, а потом, пожалев, принялась чесать ее. Нютка ойкала, когда зубья раздирали изрядные колтуны, и потом долго благодарила старуху. Поглядев на грязный платок, та протянула свой – чистенький и ветхий, почистила однорядку от мусора и конского волоса. Когда Нютка завязывала на ноге коты, старуха дала гусиного жира, чтобы смазать обувку.

Нютка ждала, что ей велят собирать скудные пожитки и отправляться неведомо куда, в дом Синей Спины. Но о том речи не было: старуха вытащила из клети большую лохань, затеяла уборку. Нютка терла, полоскала, вывешивала во двор хрусткое, вмиг покрывавшееся льдинками тряпье; зябли пальцы.

Прошло несколько дней. Нютка стала ходить по двору вольнее, пару раз она залезала на ветхий сарай и примерялась: как перепрыгнуть через заплот да убежать. А дальше куда? Старуха словно чуяла ее намеренья, окликала и грозила кривым пальцем.

Потом Нютка оставила эти глупые попытки и решила разжалобить добрую Бабу-ягу. Сказывала, как ее похитили, как тоскуют по ней родители, как рвется сердце ее домой, как нужна ей помощь и добрый совет. Старуха слушала, кивала своей темной кичкой, даже иногда бормотала в ответ: «Бабья доля, ох, бабья». А когда Нютка пыталась узнать, как найти воеводу или кого из служилых, подмогнет ли ей старуха с побегом, спасет ли от Синей Спины, та замолкала и притворялась глухой.

Старуха оказалась щедрой. Дала Нютке новую одежу: рубаху тонкого льна с вышивкой по подолу, телогрею, старую да теплую, ленты и прочего тряпья, что хранится в изобилии у всякой немолодой женщины. Видно, тем и показывала свою жалость.

Кем приходилась она Синей Спине? Нютка думала, теткой или крестной матерью. Когда старуха говорила про страшилище, глаза ее теплели, а голос скрипел куда меньше обычного.

– Помог он мне. Ой помог… – Дальше старуха садилась на лавку, закрывала лицо и долго оставалась такой, бездвижной, странной. Так что Нютка первый раз даже решила, что она тронулась умом.

Но нет. Когда кричали петухи, лаяли псы, скрипела половицами Нютка, наступало время обеда – старая хозяйка пробуждалась и вновь становилась той же: доброй, чуть занудливой и хлопотливой.

Нютка уже решила, что так и останется здесь, в уютной избушке, будет стряпать пироги и слушать рассказы про то, как старухин муж из Лозьвы переведен был в город. Потом он привез сюда женку – Нютка сообразила, была она тогда вовсе и не старухой, много моложе. Были у них и дети, о каждом старуха рассказывала: дочь умерла от черной хвори, сын погиб в бою с татарами, сгинул муж. А последний сынок, видно, оставил ее недавно, потому старуха кручинилась о нем больше всего.