). Эта природная способность человека к самообвинению и самооправданию, эта внутренняя потребность поступать по закону, записанному в его сердце, сообщила человеку такую огромную жизненную силу, которая помогла ему выстоять во всех испытаниях и самоутвердиться как виду. Вот почему нелепо говорить о страхе, который якобы породил «на свет богов». Логичней предположить другое: человек никогда не чувствовал себя так уверенно, никогда не был так органично связан с природой и вместе с тем не ощущал себя так свободно, как с началом возникновения религии. Это был поистине век золотых людей, о которых Гесиод писал:

Страх придет позже, с развитием цивилизации и упадком нравов. Разве не к нашим дням и не к нам относится продолжение этих же стихов Гесиода, созданных на переломе VIII—VII веков до н. э? Вчитайтесь в них:

Совесть, которая, по Далю, есть не что иное, как прирожденная, или генетически предопределенная правда, проявилась у первобытного человека как истина на деле, истина во благе, справедливость[29]. Ее проявление легко просматривается в описании жизни первобытных людей, которое мы находим у Фолсома: «Древние люди очень зависели друг от друга. Жили они небольшими группами. Всем им нужны были ягоды, корешки и зерна – их собирали женщины. Всем им нужно было мясо – его добывали мужчины. А маленькие дети зависели и от отцов и от матерей – те кормили их и защищали. В семье доисторического охотника все должны были держаться вместе, чтобы не умереть с голоду. Члены одной группы просто не могли позволить себе драться друг с другом, да и с другими группами они старались ладить. Некогда было ссориться – надо было добывать пищу. Поэтому доисторические семьи не были воинственными. Они осуждали всякие свары, и у них было множество правил, которые помогали избежать драк и поощряли сотрудничество».

Сходную картину жизни первобытных людей можно найти и в трехтомном труде Александра Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу»: «Вследствие естественных, физиологических условий, определивших первоначальное развитие младенческих племен, славянин по преимуществу был добрым и домовитым семьянином. В кругу семьи или рода (который был той же семьею, только разросшейся) проходила вся его жизнь, со всем ее обиходом и родственными торжествами; в ней сосредоточивались самые живые его интересы и хранились самые заветные предания и верования… Один род представлялся сожитием вместе нескольких семей, связанных кровными узами родства и властью одного родоначальника. Поздние остатки такого патриархального быта до сих пор встречаются в некоторых славянских племенах, мало или вовсе не испытавших цивилизации…»[30]

Заслуживает внимания и вывод, содержащийся в книге Л. Любимова «Искусство древнего мира»: «…Каковы бы ни были успехи человека в устройстве жилья, в изготовлении орудий труда, в зачатках того, что мы называем техникой, – стихии, болезни, крупные хищники подстерегали его на каждом шагу. Смерть рано косила людей: останки первобытного человека свидетельствуют, что его жизнь была кратковременной, по-видимому, чаще всего обрываясь уже на четвертом десятке. Следовательно, продолжение рода было для человека самой насущной задачей». Задачу эту можно было решить лишь сообща, лишь совместными усилиями, лишь