Это ли не лишнее подтверждение справедливости слов Толстого, и это ли не доказательство болезни нации, которая нуждается, как и во времена Петра I, не столько в экономических реформах, целью которых, говоря слова Жан Жака Руссо, является намерение властей «сразу создать немцев, англичан», а сегодня и американцев, а совсем в ином, в том, что тот же Жан Жак Руссо назвал необходимостью, «прежде всего, создавать русских»[27]…

Но вернемся в 1914 год, когда до начала Первой мировой войны оставалось всего ничего. Николай II буквально купался в изъявлении ему всеобщей любви и верности. Всюду, где он ни появлялся, его окружали толпы безумствующих от восторга людей – еще одна неистребимая черта русских, которые чувствуют себя на верху блаженства при одной только возможности лицезреть живьем царя ли, генсека или президента. Когда Николай II прибыл в Кострому, город превратился в одну сплошную ликующую массу. Искушенный в тонкостях организации «театральных действ» иностранный дипломат, сопровождавший Николая, записал в своем дневнике: «Какая сила! Какое единство народного чувства! Все наши конституции ничто по сравнению с тем, что мы видим!» За коляской, в которой ехала Александра Федоровна, бежали толпы крестьян и, отпихивая друг друга с риском оказаться под колесами коляски или копытами лошадей, целовали лакированные дверцы и благословляли императрицу.

Поползли слухи о том, что по случаю юбилея, в ходе которого народ столь искренне выражал свою любовь к самодержцу, Николай II наделит крестьян землей, чего не сделали ни его дед Александр II, отменивший крепостное право, ни его отец Александр III, прозванный миротворцем: земля по-прежнему оставалась собственностью помещиков. Депутат Государственной думы Афанасьев, выражая общее настроение, охватившее народ, предложил ознаменовать 300-летнюю годовщину династии Романовых безвозмездной передачей крестьянам государственных земель, а земли «частновладельческие, удельные, церковные, монастырские забрать за справедливое вознаграждение». Афанасьева чуть ли не на руках носили по Петербургу как самого верного и последовательного защитника народных интересов. Николай II, сам крупнейший землесобственник, поспешил развеять ни на чем не основанные слухи. На встрече с щигровскими крестьянами-общинниками он сказал: «Земля, находящаяся во владении помещиков, принадлежит им на том же неотъемлемом праве, как и ваша земля принадлежит вам. Иначе не может быть, и тут спора быть не может».[28]

Народ вначале робко, а потом со все более возраставшим раздражением ответил волнениями. Крестьян поддержали рабочие – сами в огромном большинстве выходцы из крестьян. Численность бастовавших быстро нарастала и вскоре достигла 2 миллионов человек. В 1914 году на улицах Петербурга возникли баррикады. Бывший министр внутренних дел Петр Николаевич Дурново подал Николаю II записку, в которой предостерегал: «Социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна. Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».

Николай II решил проблему иначе: клин вышибают клином. Уж если народу вопрос о земле дороже, чем любовь к нему царя, пусть будет война. Одним ударом можно будет рарубить сразу две взаимосвязанных узла: приструнить народ и заставить трепетать его перед волей царя, а заодно заставить уважать себя все европейские народы.

Европа – для Николая II это не составляло тайны – смотрела на Россию как на своего вассала, готового по первому требованию выполнить любую ее волю, благо это Россия со времен Петра I стремилась сблизиться с Европой, а не Европа с ней. Но и вассалом-то Россия оказалась бестолковым: за что ни бралась, все у нее выходило наперекосяк, а то и прямо против интересов Европы. В этом отношении представляет интерес книга «Россия и Германия. Наставники Гитлера», принадлежащая перу современного американского историка Уолтера Лакера. В ней, в частности, говорится: «Русские… обладают всеми пороками примитивных народов, но ни одной из их добродетелей. Это варвары; их победа погрузит Европу в вечную ночь, и славянское вторжение будет началом гибели всей цивилизации и культуры. Подобные идеи разделяли большинство демократов и либералов того времени. Трудно найти более ярких их выразителей, нежели Маркс и Энгельс, главным внешнеполитическим лозунгом которых в 1848—1849 годах была война против России