Главный порок богатства состоит в том, что ему неведомо насыщение. Нормальный человек может насытиться до такой степени, когда скажет: все, больше в меня не влезет ни кусочка! Богатство пребывает в состоянии вечного голода. Чем больше богатства сосредотачивается в руках немногих, тем более превращается оно в чудовище, которое необходимо не только постоянно насыщать, но и оберегать, потому что оно уже не в состоянии само о себе позаботиться. Самым надежным защитником богатства является власть. Но и власть, поставленная на защиту богатства, сама заражается жаждой наживы. Отсюда всевозможные злоупотребления, коррупция, взяточничество, другие преступления, которые сплошь и рядом сходят с рук людям, находящимся во власти.[10]

Трагедия богатства заключена в самой природе богатства: оно сосредоточено на самом себе и замкнуто внутри себя. Замкнутость эта обусловлена взаимосвязанными явлениями, присущими любой цивилизации: накопление богатства, зарождение власти, насилие над человеком и утрата данной ему от рождения свободы. Происходит это по одной и той же схеме, которая применима к любому обществу, построенному на праве частной собственности:

– богатство по мере роста и сосредоточения в руках немногих, порождает власть, призванную уберечь это богатство от посягательств со стороны многих, которые это богатство произвели;

– власть, чтобы выполнить свою основную функцию по удержанию богатства в руках немногих, прибегает к насилию над многими, которые считают себя вправе получить свою долю в произведенном ими богатстве и распорядиться этой долей по собственному усмотрению;

– насилие, направленное против человека, лишившегося своей доли богатства, лишает его и данных ему от природы прав владеть тем, что дают ему земля и что производит он сам;

– собственник узурпированного богатства и обслуживающая его интересы власть разрабатывают и принимают законы, которые призваны навечно закрепить за ними право владения и распоряжения богатством, хотя на самом деле оказываются заложниками этого богатства.

Так возникает и так замыкается в самом себе порочный круг, в котором место ценностей занимают цены, а место идеалов – деньги. Богатство, превратившееся с началом цивилизации в самую сильную страсть человека, дает, конечно, определенные преимущества их обладателям в удовлетворении биологических потребностей. Но и только. Там, где богатство дает преимущество в удовлетворении социальных потребностей лишь обладателям богатства, лишая этого права основную массу населения (прежде всего в области образования, выборе профессии в соответствии с призванием, возможности приобщиться к достижениям культуры и не беспокоиться о личной безопасности и безопасности своих родных и близких), – мы вправе предъявить претензии уже не к богатству, а к государству, которое системой принимаемых им законов устанавливает социальное неравенство.

Нетерпимость такого положения самоочевидна. Христианский теолог и писатель Тертуллиан уже в I веке н. э. увидел корень всех зол в корыстолюбии и со свойственной ему парадоксальностью объявил источником корыстолюбия… торговлю. Торговля, говорил он, не нужна людям, чуждым алчности и стяжательства, потому что в основе торговли лежит купля-продажа, отношения покупателя и продавца, а тот и другой поклоняются лишь одному идолу – деньгам. Один из отцов Церкви Иоанн Златоуст, живший в IV – начале V веков, утверждал, что богатство, сосредоточенное в руках немногих, безнравственно: «Не говорите: “Я пользуюсь тем, что мне принадлежит”, – вы пользуетесь тем, что не ваше». Его старший современник Василий Великий видел единственное достоинство богатства в его возможности служить всем людям, а присвоение богатства немногими в ущерб многим расценивал как худший вид кражи. «Тот, кто отбирает у другого одежды, называется вором, – писал он, – но разве тот, кто может, но не дает одежду бедняку, заслуживают иного имени?». Все эти и другие подобные высказывания, которые можно долго цитировать, проистекают из заповеди Христа: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе