Я показал ей на свою разбитую губу.

– Ой, ты подрался? – она скривилась, наконец оторвав взгляд от экрана. – Фу. Иди помойся, воняешь чем-то противным.

– Катя, меня только чуть на меня напали двое отморозков. Даже не пойму, почему. – немного нервно проворчал я.

– М-м, ужас, – она зевнула и потянулась за пультом. – Кстати, пока ты там геройствовал, я жутко голодала. Представляешь?

– Серьёзно? – я уставился на холодильник. – Ты же даже не вставала с дивана.

– Ну да, – она невинно улыбнулась. – А зачем?

Я вздохнул, потирая переносицу.

– Катя, пельмени в морозилке, я тебе об  этом говорил. На меня только что двое психов напали, а ты…

– А я голодная! – перебила она, капризно надув губы. – И у меня сегодня ноготь сломался. Видишь? – протянула руку с идеальным маникюром, где на мизинце была едва заметная трещинка.

– Кошмар, – пробормотал я. – Прямо как моя куртка. – Показал ей надорванный рукав.

– О божечки, это же «Зарушка»! – она вдруг оживилась. – Ты специально её испортил? Я же тебе её сама выбирала!

– Катя, меня сейчас пытались убить каким-то осколком стекла.

– Ну и что? – она перевернулась на бок, устроившись удобнее. – Ты же ещё жив? Значит, можешь сходить в магазин. Мне ещё крем для лица нужен. И виноград.

Я молча закатил глаза к потолку.

– Знаешь, мне иногда кажется, что если бы мне отрезало ногу, ты бы попросила её «убрать, потому что противно».

– Ну… – она задумалась. – Зависит от того, куда ты её уронишь. Если на ковёр – то да.

Никак, наблюдавший за этим, тихо фыркнул.

– Вот видишь, даже пёс меня понимает, – сказала Катя. – Он умный. В отличие от некоторых. Кстати! А зачем тебе собака, если даже людям в этой квартире есть нечего!

Я вздохнул и поплёлся в кухню. Хотя бы пельменей сварю. Перед тем как мир окончательно рухнет в ад.

Я дёрнулся, вывалившись из сна и открыл глаза – думал, будильник сигналит, как обычно. Но оказалось, что нет. Никак настойчиво тыкал меня в щёку влажным и холодным носом. За окном уже рассвело, свет лился серый, тусклый, как бывает в конце апреле, когда весна уже вовсю начинает дразнить теплом.

Пёс смотрел на меня круглыми глазами, будто говорил: "Вставай, лентяй, хватит дрыхнуть". Я потёр лицо, сел на диване – одеяло сползло, спина затекла, и тут дошло: слишком тихо, Кати почему-то нет.

– Ну ты и будильник, Никак, – пробормотал я, потрепав его по лохматой башке. – Куда хозяйка ушла знаешь?

Он фыркнул, будто в ответ, и пошёл в сторону кухни. Я встал, прошёлся по квартире – диван пустой, её шмотки лежат на стуле, однако куртка на вешалке отсутствует, а розовые тапочки с помпонами стоят у двери.

Телефон тоже исчез – значит, взяла с собой, не забыла. Куда она рванула? Вспомнил, как она на днях говорила, что хочет на работу устроиться – то ли в кафе, то ли в какой-то офис, "хватит дома сидеть", что-то такое. Может, на собеседование пошла? Но не в восемь же утра? Это в каком-нибудь Урюпинске люди в такую рань на работу бегут, а в Москове всё позже начинается. Странно, конечно, но не так, чтобы прямо звонить и выпытывать – вернётся, сама расскажет что и как.

Пошёл за псом в кухню. Он сидел у стола и вопросительно смотрел на меня.

Желтки лопнули, расползаясь вязкими солнцами – такими же, как те огненные круги, что мерещились мне в кошмаре. Белки шипели, сворачиваясь в пену, и на секунду мне почудилось, что это не еда, а плоть горит – та самая, что обугливалась в моих снах. Рука автоматически помешивала блюдо деревянной лопаткой, а метка на ладони пульсировала в такт булькающим пузырям.Я разбил несколько яиц на раскалённую сковороду. Бросил пару ложек арабики в медную джезву, залил водой и поставил на огонь.