Чем глубже мысль, тем сильнее характер. Кто постиг «суть замысла», тот господствует над ним и «хочет» того, что неизбежно. Мы правим ситуацией и, даже когда спим, наш «сон» реализуется. Мысль, будь ей хоть час от роду, утверждает древнейшую необходимость, связанную с волей так же неразрывно, как сама мысль неотделима от своего бытия. Она возвещает нам о своём верховенстве и божественном начале, которые неразделимы с нею. Это не моё или твоё, а воля всякого Разума. Она «вдыхается» всеми людьми, составляя их сущность. Не знаю, правда ли, что в верхних слоях атмосферы дует постоянный западный ветер, уносящий все частицы, поднявшиеся на его уровень, но вижу: когда душа достигает определённой ясности, она следует знанию и порыву выше эгоизма. Это дыхание воли, вечный поток, пронизывающий мир душ в направлении Правды и Необходимости, и именно оно движет миры и упорядочивает их орбиты.

Мысль «растворяет» материальную Вселенную, приподнимая душу туда, где всё пластично. Из двух людей, следующих собственной мысли, победит тот, у кого мысль глубже. Всегда найдётся кто-то, чья воля точнее отражает волю Высшего Провидения для данной эпохи.

2. Если мысль даёт свободу, то даёт её и нравственное чувство. В этой духовной химии всё связано. Мы видим, что с осознанием истины соединена любовь к тому, чтобы она восторжествовала. Без этого чувства воля не просыпается. Сильная воля, как правило, – результат цельности натуры, когда всё существо устремляется в одном направлении. Всякая могущественная сила – реальна и первозданна; её нельзя «смастерить» искусственно. Должен быть «фунт на вес фунта». Если чья-то воля велика, она опирается на нечто фундаментальное. Аларих или Бонапарт считали, что за ними «правда», а иначе их можно было бы подкупить или сломить. Лишь чистое единение с общечеловеческим, вселенским смыслом – бесконечная сила, не подкупаемая и не гнущаяся. Кто пережил опыт нравственной истины, невольно верит в безграничную мощь. Каждое её биение – будто клятва Всевышнего. Если это не «возвышенное», то слово «возвышенное» теряет смысл. Цитаты о героизме, примеры мужества – это не доводы, а вспышки свободы. Один такой пример – строка персидского поэта Хафиза: «На вратах рая начертано: „Горе тому, кто даст судьбе себя обмануть!“» Действительно, чтение истории может внушать фатализм, и тем отраднее противостоять этому.

Но проницательность – это ещё не воля; а доброта может так и остаться на уровне пожеланий. Как сказал Вольтер: «Несчастье достойных людей в том, что они трусы». Нужно именно переплавить их в цельную энергию воли, когда человек «становится волей», а воля – им. Смеем утверждать: никто не постиг истину, пока не готов стать её мучеником.

Единственное по-настоящему серьёзное и грозное в природе – воля. Общество так беспомощно именно от недостатка воли, вот почему мир так жаждет «спасителей» и «религий». Есть лишь один верный путь, и герой видит его, идёт вперёд, чувствуя, что у него «под ногами» опора всей земли. Он становится миром для других. Его одобрение – честь, его осуждение – позор. Один его взгляд обжигает, как луч солнца. Его личное влияние остаётся в памяти единственным достоинством, а мы рады забыть и про количество, и про деньги, и про климат, и про гравитацию, и про прочие «роковые» оковы.

Годится и согласиться с ограниченностью, если видеть в ней показатель нашего роста. Как дети, ставим зарубку на стене в родном доме, отслеживая, как растём. Но стоит мальчику повзрослеть и стать хозяином, он сносит эту стену и ставит новую, повыше. Всё дело во времени. Каждый смелый юноша тренируется, чтобы «оседлать дракона Рока». Его мастерство в том, чтобы использовать собственные страсти и внешние преграды, превращая их в «оружие или крылья». И тогда остаётся лишь вопрос: возможно ли единое целое? Большинство людей верит в «двух богов»: один царит дома, среди друзей, в душе, в религии, искусствах и науках, – а другой – в механике, в торговле, в политике, на войне; и они считают, что применять «метод» одного мира к другому – ошибка. И те, кто благочестивы в гостиной, легко голосуют за безнравственность на выборах. Для них до известной черты Бог – покровитель, но на пароходе, в эпидемии или на войне, думают они, хозяйничает «злой рок».