Я сослался на «героические» народы, что искренне верят в Рок. Они согласуются с ним любовно и бесстрашно, не ропщут. Но когда такое учение воспринято слабыми и ленивыми натурами, оно звучит иначе. Именно люди слабые и порочные сваливают вину на Рок. Правильное же применение идеи Рока – подтянуть свои дела к масштабу Природы. Грубые, несокрушимые, кроме самих себя, – таковы стихийные силы. Таким и человеку подобает быть. Пусть откажется он от пустых фантазий и докажет «господство» поступками в той же величавой мере, что река, дуб или гора. Пусть держит свой замысел с той же силой, с какой держит нас притяжение. Никакая сила, никакая угроза или взятка не заставят его изменить своё решение. Человек должен сопоставляться с рекой, с дубом, с горной вершиной. Пусть в нём будет та же полнота течения, ширь размаха и несгибаемость сопротивления.

Самое лучшее, что даёт признание Рока, – это «роковая» храбрость. Вступите в огонь на корабле в открытом море, идите в дом, где свирепствует холера, или на защиту своего дома от грабителя, или в любую опасность, которая выпала долгом, и знайте, что вас прикрывают «херувимы Судьбы». Если уж верить в Рок во вред себе, верьте в него и на пользу. Ведь если диктовка неотвратима, то и мы – часть этой диктовки и можем противостоять судьбе «судьбой».

Если во Вселенной есть всесильный удар, то в нас – всесильный отпор. Атмосфера могла бы нас раздавить, если бы не ответное давление воздуха в лёгких. Тонкая стеклянная трубочка выдержит напор океана, если заполнена той же водой. Если там «всемогущество удара», то и «откат» тоже всемогущ.

1. Но «Рок против Рока» – это лишь защита, а есть ещё благородные созидательные силы. Когда человек «прозревает», он выходит из рабства к свободе. И верно, о себе можно сказать: «я родился, а потом родился вновь» – и так многократно. У нас бывают периоды обновления настолько сильные, что мы забываем прежние, отсюда и сказка о «семи» или «девяти» небесах. День из дней, великий праздник жизни – это когда внутренний взор открывается Единству вещей, Всезакону, когда душа видит, что всё существует так, как должно – и не может быть иначе. Это осознание нисходит свыше, и тогда всё ясно. Оно не столько «в нас», сколько «мы – в нём». Как воздух наполняет лёгкие: дышим – живём, не дышим – умираем. Так и свет: есть – видим, нет – слепы. И если истина дошла до нашего ума, мы внезапно разрастаемся до её масштабов, словно расширяясь до миров. Мы – как законодатели, говорим от имени Природы, пророчествуем.

Такое прозрение ставит нас на сторону Вселенной против всех частностей – и против самих себя тоже. Человек, говорящий из глубины видения, утверждает о себе всё, что свойственно Уму как таковому: видя его бессмертие, он говорит «я бессмертен»; ощущая его непобедимость, говорит «я силён». Но это не «во мне», а «я – в нём». Это проистекает от Творца, а не от сотворённого. Всё, к чему оно прикасается, меняется. Оно само пользуется нами, а не мы – им. Оно отделяет тех, в ком есть эта искра, от тех, кто не причастен ей. Тот, кто не в ней, – словно «стада и гурты». Истина не опирается на «прежних» или «более достойных» людей, на евангелие или конституцию, на университет или обычаи – она отталкивается от самой себя. Там, где луч этого света, Природа перестаёт быть неуклюжим препятствием и излучает живописную гармонию. Толпа кажется комедией без смеха: люди, их интересы, правительство, история – всё это игрушечные фигурки в кукольном домике. Такое сознание не переоценивает отдельных «прозрений», ибо мы, встретив «интеллектуала» и жадно слушая его мысли, в присутствии его же сами пробуждаемся к размышлению и, увлечённые собственными новыми идеями, вскоре забываем, что он сказал. Нас покоряет это внезапное величие, беспристрастность, сфера законов. Ещё мгновенье назад мы шагали то туда, то сюда, но теперь – как люди в воздушном шаре, и не столь важно, откуда мы взлетели и куда хотели приземлиться; важны простор и полёт.