– Пойдём против течения, грести придётся долго, – снова негромко заговорил вожак, больше обращаясь к юноше. – Путь мы держим в Междуречье, что в восьми переходах от Новогорода. Там большой лес промеж трёх речных проток. В нём ещё наши деды и отцы охотились. Это были их угодья, другим в тех чащобах делать нечего. В трёх местах для зимовок наши предки построили избушки. В них всегда есть запас еды и дров. С тех пор мы только туда и плаваем, добычу знатную по весне в Новогород привозим, много серебра за неё от сборщиков и приказных людей княжих выручаем, надолго нам и нашим семьям тех денег хватает!

– И что, ради каких-то звериных шкур вы жизнями своими рискуете, отправляясь за сотни вёрст от своего дома? Неужто рядом с Новогородом нельзя охотиться?

– Глуп ты ещё, паря! Там, где люди живут, дичи мало. Потому и вынуждены все на дальние реки плавать. Таких охотников, как мы, в посёлках не счесть, вот и приходится искать места глухие да таёжные, где редко человека повстречаешь. Чаще хозяин тайги медведь на стоянку твою может набрести, – вожак оскалил зубы в весёлой улыбке, увидев, как поморщился Зоремир. – Да ты не боись, по сию пору из нашей ватаги никто в болотах не сгинул, зверю в когти не попал. Но ежели будешь по своей дурости первым, то уж не серчай!

Много нового узнал для себя Зоремир о здешних реках и лодках, внимательно слушая рассказы Дубыни. Тот же мог без устали говорить обо всём, что встречалось на их пути.

Оказалось, на узкой и лёгкой берестянке идти на вёслах супротив течения реки гораздо легче, чем на тяжёлой деревянной лодке, да и через волоки её вдвоём перетаскивать можно было. А страхи перед этим хрупким судёнышком появляются у человека от незнания того, как и зачем оно построено.

– Ты же видел у рыбаков лодки из шкур, на которых они бесшумно ходят по протокам и заводям? – так начал с ним вожак свой первый разговор. – Но в Новогороде над ними не смеются. А как только к пирсу подплывает берестянка, на неё начинают пальцами показывать. Не задумывался, почему?

Зоремиру нечего было ответить, и парень просто пожал плечами.

– Тут дело такое, – хитро прищурился Дубыня. – Зверя нужно добыть, шкуру с него снять, потом кожевнику её отдать, чтоб он над ней потрудился, а потом кто-то ещё должен лодку шкурами обшить. Вишь, сколько людей делом заняты. А сколько таких шкур на лодку надобно?

– Очень много! – буркнул юноша, не понимая, куда тот клонит.

– По всему видать, платить придётся охотнику, кожевнику и умельцу-лодочнику. Согласен?

В ответ Зоремир молча утвердительно кивнул головой.

– А долго ль они будут лодку ту мастерить? – продолжал наседать вожак.

– Думаю, что долго! Да и за неё тоже заплатить монетой звонкой надобно!

– Вот ты и понял мои мысли! – усмехнулся Дубыня. – Нашу берестянку, коли руки на месте, вдвоём можно за три дня сделать и на воду спустить. И за материал платить некому, он в лесу сам растёт!

– Выходит, хают её те, кому от деревянных лодок и от шкур звериных кормиться приходится? – удивился Зоремир.

– Верно подметил, паря! Они, окаянные! – вожак заразительно засмеялся. – Так и живём. Кто кого обманет, кусок изо рта вырвет или работу из-под носа уведёт, тот и с деньгой будет! Ты ж ведь и сам о том догадываешься.

– Скажи, а я смогу научиться берестянки такие строить?

– Мудрёного в этом деле нет. Нужно лишь найти наставника, который всё объяснит, а потом хотя бы один раз покажет от начала и до конца. Нас ведь так и учили!

– Меня никто не учил, – угрюмо буркнул юноша. – А ты расскажешь мне, Дубыня?

В голосе парня было столько заинтересованности, что вожак, посмотрев ему в лицо, медленно заговорил, подбирая слова, чтобы Зоремир мог сразу его понять: