Тепло горящего костра приятно согревало грудь, лицо и ноги, а спина по-прежнему оставалась в холоде. Ему хотелось отвернуться от огня, но сил сделать это не было.

Неожиданно озноб прошёл по всему телу, и тут же в памяти всплыли далёкие воспоминания о самой жуткой в его жизни зиме вдали от дома.

Зоремир помнил до мелочей, что тогда с ним происходило, и, даже казалось, заново переживал испытанные чувства.

Точно так же в тот раз слабость и дрожь в ногах не позволяли ему подняться. Попытка сесть на топчане вызывала головокружение, тошноту и резкую боль в животе. Тело отказывалось подчиняться мозгу, а пальцы рук и ног уже немели от холода.

Краешком глаза он увидел, как широко распахнулась завешенная шкурами входная дверь и в клубах пара в дом ввалился Дубыня с огромной охапкой дров в руках.

«Откуда вожак свои силы берёт? – промелькнула мысль. – Вот бы ещё печь растопил, а то мороз щёки и нос начинает покусывать! Мне под шкурой волчьей никак не согреться».

Зоремир попытался повернуться на бок, но тут же тяжело охнул и снова погрузился то ли в сон, то ли в беспамятство.

В воспалённом звериным голодом сознании проплывали картинки далёкого детства, когда он, будучи совсем пацаном, гордо вышагивал за отцом, неся перекинутую через плечо тяжёлую снизку рыбы, и ловил на себе завистливые взгляды старших ребят. Зоремир знал, что дома мать споро почистит их улов, поставит на огонь огромную гусятницу из обожжённой глины, зальёт её дно тонким слоем масла и разложит на нём наловленную рыбёшку. Плотно. Одна к одной. А напоследок бросит сверху пару щепоток соли и каких-то только ей ведомых сушёных трав. И скоро зашипит, радостно заскворчит и зафыркает жирок, разнося вокруг изумительные запахи и ароматы рыбной жарёхи, заставляя глотать слюнки и невольно облизываться.

Тяжёлый едкий запах заставил его очнуться. Он открыл глаза и огляделся, не поворачивая головы.

Весело потрескивала горящая печь, заволакивая всё внутреннее пространство дома дымом, от которого першило в горле и слезились глаза.

Юноша понимал, что нужно немного потерпеть и переждать, пока дым не уйдёт сквозь открытый наверху крыши небольшой лючок. Зато потом станет тепло от раскалённых камней, из которых сложена печь, и люк можно будет закрыть. Добротно построенная избушка не пускала внутрь холод, швы и щели были тщательно законопачены мхом, как и пол с потолком. Знали охотники толк в строительстве зимнего жилья.

Лютая стужа стояла уже восемь, а может, и десять дней.

Он давно сбился со счёта, сколько же их прошло. Помнил лишь, как ватага разделилась на две части. Половину её Дубыня поздним вечером почти в темноте привёл на лыжах к самой дальней избушке, построенной в излучине двух небольших рек. Вынужденно привёл. Не пошла охота на старом месте. Ушла куда-то вся дичь. Вожак надеялся, что хоть здесь удача повернётся лицом к охотникам. Уставшим и измученным дальним переходом людям едва хватило сил растопить печь и в изнеможении рухнуть на стоящие вдоль стен топчаны. Даже голод не мог заставить мужиков заняться приготовлением еды.

А ночью ударил мороз. Да такой сильный, что вышедший утром на двор Дубыня тут же в ужасе заскочил обратно в избу, ожесточённо растирая ладонями враз побелевшие щёки и нос. Такого холода за всю свою жизнь он не сумел припомнить. Проснувшиеся охотники зажгли сальные свечи, снова растопили печь и, вяло поругиваясь между собой, начали проверять запасы пищи, оставленные здесь с прошлого года.

Их не было. Походило на то, что кто-то уже побывал в избушке и унёс вяленое мясо и рыбу, припасённое зерно и соль. Не осталось ничего съестного. Все понимали, что нужно идти в лес на охоту, вот только надолго выйти за дверь желания не появилось ни у кого, а поэтому четыре дня люди сиднем сидели в избушке, топили печь, кипятили воду и ждали, когда же в лесу потеплеет. Но холод не отступал. Зато голод становился просто нестерпимым. Силы начали оставлять людей.