– А ежели убивца поймают и дознаются под пытками о его нанимателе?

– Этого не может быть! Ни-ког-да! – отчеканил Орей. – Моего человека можно взять только мёртвым.

– Я тебя услышал, – задумчиво произнёс княжич, пристально и открыто глядя в глаза собеседнику. – Только хотелось бы знать: что потребуешь взамен?

Сотский ответил так быстро, словно слова у него были давно заготовлены:

– Придёт день, и ты займёшь место князя всей Биармии, Гардарики и Новогорода. Тогда сделаешь меня тысяцким в Новогороде, а когда отправишься на войну, то оставишь посадником в городе.

– Почему же тысяцким, а не воеводой? – скривился в ухмылке Вадим.

– Воевода должон дружинами командовать, в воинском деле хорошо разбираться, а я лишь воров и разбойников, да ещё твоих врагов пытать и вешать умею.

– Вот те на! Неужто не ведаешь, что тысяцкому городское ополчение вверено?

– Слыхал я о том, – нахмурил брови Орей. – Но сильно надеюсь, что враг никогда не подойдёт близко к стенам Новогорода, твои воеводы и дружины этого не допустят, и мне не придётся собирать жителей для защиты города.

– Ишь ты, хитё-ё-р, всё продумал! – в голосе княжича слышались смесь презрения и восхищения.

– А как же! У каждого из нас свои цели, и мы хотим достичь их любыми путями. Давай помогать друг другу.

– Что ж, согласен. Пусть так и будет, – Вадим дружески ткнул кулаком сотского в плечо. – День выдался тяжёлый. Ступай, мне отдохнуть нужно, подумать, а ещё к княжне Вилене наведаться.

Его как будто толкнули в бок, и он мгновенно проснулся. Старческий сон чуток и короток. Показалось, не спал вовсе, но свежесть в голове и в отдохнувшем теле подсказывали ему, что это не так.

Он медленно повернулся и опустил ноги с топчана на деревянный пол. Настроение было прекрасным, желудок полным, а сквозь приоткрытую дверь глаза видели дневной свет снаружи. Похоже, до вечера было ещё далеко.

Коваль, пошатываясь, вышел на крыльцо, обошёл огромный дом и уселся с задней стороны на обрубок сосны, приваленный к стене. Он любил приходить сюда и вдали от людей погружаться в свои думы и воспоминания. А что ещё оставалось делать? За плечами у него осталась длинная тяжёлая жизнь, а впереди всего лишь маленький её кусочек, который отмерили ему боги.

Старик откинулся на тёплую бревенчатую стену и невольно хихикнул, представив, как Влася, не обнаружив его спящим, побежит повсюду искать.

«Хорошая она девка! – подумал он. – Но уж очень прилипчивая, утомила своими расспросами. Как бы не наболтать при ней чего лишнего! А то ишь, пёрышки распушил, соловьём запел! Похоже, засиделся я на этом месте, пора бы новое поискать. Вот только куда уйти? Кому я такой старый теперь нужен? Здесь я под рукой племенного вождя, за мной его дочь приглядывает, в обиду никому не даёт. А жить в Холме, Новогороде или каком другом городе опасно, могут походя кулаком под рёбра ткнуть, коли дорогу кому знатному и важному не уступишь, по голове дубиной ударить в тёмном укромном месте и кошель с пояса срезать. Нет, не уважают нынче седины, сила в чести у народа!»

Мысли, одна тяжелей другой, зашевелились в мозгу.

Разбередила ему душу Влася, залезла со своими вопросами в самое нутро, заставила вернуться в далёкое прошлое, в котором ему, тогда ещё маленькому мальчику, до дрожи в коленях было страшно в первый год пребывания в доме у Горазда!

Особенно жутко оказалось впервые зайти в длинную бревенчатую пристройку, в которой вдоль глухой стены на холстинах лежали кости разных животных. Он сразу узнал их по черепам. Там имелись лошадь, корова, овца, собака и даже кошка. А в дальнем углу… человек! Широкое и длинное открытое окно на противоположной стене давало достаточно света, чтобы подробно разглядеть всё. Тугой комок неожиданно подкатил к горлу, глаза наполнились слезами, ноги подкосились, но стоящий позади лекарь подхватил его на руки и вынес на свежий воздух.