Иван IV, как и все деспоты, имел вполне осмысленную цель, достижение которой можно выразить одним словом – «всевластие». Обычному человеку трудно осознать, как сладостна такая вещь, как власть. Такому человеку легче понять силу другой власти – власти денег или власти славы. Но лишь «власть власти» обнимает все эти компоненты – и богатство, и славу, и чинопочитание с раболепием, и легкий доступ к сексуальным утехам (вопреки церковной традиции Иван только женился семь раз), и удовлетворение других любых самых потаенных страстей и страстишек, например, тяга к садизму и садомазохизму. Все это в жестких условиях средневековых моральных норм в полной мере можно получить только при обладании абсолютной властью. А если тебя сподобило родиться царем? И только тебе повезло, раз ты единственный ребенок в семье? Значит, это везение не просто так, ведь все от Бога! Вот только окружение мешает стать тем, чем хочется своими нудными нотациями (а священник Сильверст до конца вразумлял царя, в том числе против содомизма). Чтобы убрать надоевших «воспитателей» и противоречащих ему советчиков и утвердить свою никем и ничем не ограниченную власть требуется теоретическое обоснование. Оно есть: самодержавие есть власть свыше! Значит, кто противится желаниям царя, тот враг, злоумышленник и царя и Бога!

Этот тот случай, когда личное совпадает с «общественным», но своеобразным – антиобщественным – образом.

Опричнина была не средством укрепления государства, как это пытается представить прогрозненская историография, а средством установления режима личной неограниченной власти, то есть деспотизма. Ивана IV жаловался в послании Курбскому, что его советники заставляли делать многое против его воли. Даже поход на Казань, свидетельствовал царь, был совершен по их настоянию. «…вы не только не хотели мне быть послушны, но всю власть с меня сняли, сами государили как хотели, я только словом был государь, а на деле ничем не владел», – писал царь Курбскому во втором письме. В этом вся суть дела. Не в том, что Иван Васильевич «ничем не владел». Тут он здорово прибеднялся. Иван IV хотел быть властителем до конца, «государить», как хочется.

В ответном письме Курбскому, задетый за живое его рассуждениями о необходимости иметь при себе советников и даже всенародное собрание, царь писал: «Ведь ты в своей бесосоставной грамоте твердишь все одно и то же, переворачивая «разными словесы», и так, и эдак, любезную тебе мысль, чтобы рабам помимо господ обладать властью… Это ли противно разуму – не хотеть быть обладаему своими рабами? Это ли православие пресветлое – быть под властью рабов?»

«Всё рабы и рабы, и никого больше, кроме рабов», – прокомментировал этот пассаж В. О. Ключевский (3. Кн.1. С.478).

Два письма царя к Курбскому дают прекрасный материал к пониманию хода мыслей Ивана IV. В них он без конца варьирует один и тот же тезис: власть царя дана Богом, и никто на земле не вправе ее ограничивать. А потому он постоянно с ненавистью поминал Адашева и Сильвестра, умысливших эту власть поставить в рамки. Только необъятная и неподсудная власть царя над своими подданными, – иного Иван Васильевич не признавал.

Теория самодержавия в устах Грозного – это «теория» общества поголовного рабства. В своей публицистике Иван IV выступил теоретиком и защитником типичной восточной деспотии – Золотой Орды на московский лад. «…с той поры его царственное Я сделалось для него предметом набожного поклонения. Он сам для себя стал святыней и в помыслах своих создал целое богословие политического самообожания в виде ученой теории своей царской власти», – резюмировал Ключевский (3. Кн.1. С.504).