Понятие «славянофилы» – малоудачное определение, от которого открещивались даже некоторые идеологи этого течения вроде И. С. Аксакова. Ведь представители этого идейного течения делали упор на православную духовность и московско-княжеский вариант исторического развития восточного славянства. Чехи, поляки, словенцы, хорваты тоже славяне, но эти народы целиком включены в европейско-католическую культуру. Поэтому правильнее говорить о «славянофилах православной ориентации». Громоздко, но хотя бы точно отражает суть дела.

Те, кого окрестили расплывчатым именем «славянофилы», интересны тем, что они предприняли первую идейно оформленную попытку найти альтернативу европеизации России, а значит европейской системе экономической и государственной эффективности. Поиск, охвативший период с 20-30-х годов ХIХ века и примерно до конца 1870-х годов, ничего существенного не дал. Внятной альтернативы сконструировать не удалось. Россия последовательно теряла духовные и даже политические связи со славянскими народами. Ныне потеряны поляки, чехи, словаки, болгары и даже отчасти сербы, ради которых ввязались в войну в 1914 году. А теперь украинцы…

Затем поиск повторился в ХХ веке: в эмиграции, в виде кружка евразийцев, а в СССР – идеологии «державников», охватывавший узкий круг столичной интеллигенции с совсем уж малочисленными «филиалами» в провинции. Эти люди получили известность лишь потому, что имели свои журналы – «Наш современник» и «Молодую гвардию». Их усилия в создании позитивной теории и тем более практики успехом также не увенчались. «Прославились» ее представители прежде всего тем, что главные беды России увидели в происках сионизма и масонов. Почему эти злые силы имели прямо-таки сногсшибательный успех у значительной части русского народа, безропотно-мазохистски повесивших их на свою шею, в этих сочинениях не объяснялось. Просто перечислялось сколько евреев было после революции в органах власти – и все. По этой ли причине или какой другой, ксенофобия в среде русского народа успеха не имела и все осталось на уровне бытовых разборок. Пассивен остался он и к теоретическим построениям о судьбоносности общинного пути развития страны. В общинах-колхозах селяне жить еще могли, но вот давать производительность труда, приближающуюся к мировым стандартам, почему-то упорно не желали. А без этого деятельность «почвенников» выглядела обыкновенным ретроградством, не имеющим исторической перспективы.

Любимой темой «почвенников» было перечисление ужасов феодальной Европы по сравнению с Русью. Список получался внушительным и показательным. В одну только в Варфоломеевскую ночь 1572 г. вырезали больше людей, чем Иван Грозный за все свое царствование. А в период «огораживания» в Англии с крестьянами обращались хуже, чем крепостники-помещики в России. Однако перечисляя все эти преступные деяния, авторы «забывали» о следующей существенной детали: та Европа в ХХ веке пришла к гражданскому обществу, а Россия – к резне 1918-1920, 1930-х гг. и «огораживанию» времен коллективизации. В этой эволюции вся разница между «азиатским» и «европейским» кодом цивилизаций! Если Россия движется как бы по кольцу, меняя лишь исторический антураж, то Запад все же продвигался вперед.

Антагонизм либерального западничества и самобытников находил свое отражение во взаимной боевой критике. И следует признать, что критика последних по отношению к западникам нередко носила и носит вполне справедливый характер. Опыт вековой жизнедеятельности либерально-демократического движения позволяет обоснованно утверждать, что есть «демократы-созидатели» и «либералы-разрушители». Первые считают, что свобода в первую очередь нужна тем, кто создает товары, услуги, знания, т.е. людям предпринимательского труда. Для вторых свобода, по существу, есть право на ту жизнь, которую хочется в рамках принятых независимо кем и как законов. То, что свобода может действовать на общество разрушительно их почему-то не о волнует. Получается известный по некоторым странам эффект, когда не только «азиатский» цивилизационный код, но и внедрение европейства действует на социум негативно, как это получилось в России и Украине в 1990-е годы.