– Ладно… – я силой встал, сбросив с себя Лиру.

Встал в коридоре, дождался, пока она соберется.

– За меня не беспокойся. Внизу, это самое, забыла имя… ждет шофер.

– И не собирался. Спокойной ночи.

Увильнул от пьяного поцелуя, закрыл дверь и просто рухнул в постель. Никакого дневника сегодня.

Но и утром я не получил покоя. Успев побриться и отжаться двадцать раз, сел за стол, чтобы написать: “Дорогой дневник! Не передать словами…” Увы, в дверь застучали.

– Андрей Иванович, к столу зовут, – Римма мягко извинилась за вторжение. Для неё до сих пор кажется опасным пересекать порог моей комнаты. – Очень зовут.

Завтрак шел в мрачной атмосфере. На улице билась апрельская гроза, Виктория Револиевна не по своему поведению молчала. Григорий Максимович на глазах превращался в черную тучу. Он начал:

– Андрей, я хочу услышать честный ответ. Что здесь произошло ночью?

– Мы просто поговорили.

– Всё?

Мной одолевала тревога. Как же любят давить на психику эти совки.

– Всё.

Григорий Максимович, не смотря в глаза, а упершись в мою тарелку, внезапно спросил:

– Ты её изнасиловал?

Виктория Револиевна уронила вилку, а с ней и тарелку с кашей. Римма ухнула.

– Вчера поднимаюсь по лестнице, навстречу Лира – вся в слезах, лицо измазано. Я очень долго тебя терпел, всю ночь не спал и ждал момента, чтобы раз и навсегда положить конец этому. Ответь мне честно, – Григорий Максимович уперся взглядом в меня, заставив ужаснуться. – Ты её хоть пальцем тронул?

Сглотнув слюну, я ответил отрицательно. Несколько секунд “отец” выжидал, а потом резко, со всей силы обрушил на стол кулак.

– Ты просто подонок, Андрей! Ты просто урод. Как ты смеешь мне сейчас врать?!

– Я…

– Мы терпели все твои выходки, все до единого. Ты что, думаешь, будто месяц не пил и вел себя прилично, так все тебе поверили? Ты просто ничтожество, Андрей.

– Милый, перестань, – Виктория Револиевна пыталась утихомирить.

Меня изнутри сжало.

– Ты хоть понимаешь, что наделал? – Григорий Максимович схватил за рубашку. Я сопротивлялся:

– Отпусти. Не трогал её!

– Врёшь. Всегда врал, сейчас врёшь. Таково нутро твое, избалованное и гнилое. Стоит мизинцем ковырнуть, как лопнет.

С силой оттолкнул его от себя. В его ладони остался мой рукав.

– Григорий Максимович, пожалуйста, остановитесь! – пожилая Римма встала перед ним на колени. – Вы же слышали – он этого не делал.

– Гриша, остановись, – Виктория Револьевна подошла рассмотреть ссадины. – Не волнуйся, Андрюша…

– Да как тут не беспокоиться? – заорал на неё, потом на “отца”. – Ты рехнулся! Я к ней даже не прикасался.

– Вы пили вдвоем коньяк.

– Она одна пила.

– Потому что решил воспользоваться ею.

– У нас с ней нет отношений. И не будет.

От услышанного Григорий Максимович ещё больше раздражился.

– Лира – дочь высокопоставленного… Твою ж мать, Андрей! Какой же ты подонок. До какой черты тебе предстоит опуститься, прежде чем остановишься? Сто семнадцатая светит за подобное.

– Ты можешь выслушать? Она приехала, общалась с мамой, общалась со мной. Всё! Я проводил до двери, затем ушел спать.

Римму подняли с колен. Ей стало плохо. Я уже задыхался от напряжения.

– Лира твой единственный шанс подняться наверх. Никому не нужен алкоголик и маргинал. А с простой колхозницей у тебя и хрен не встанет. Ты повеса. Золотая молодежь, зажравшееся ничтожество, только и можешь болтать без умолку в ресторанах, – “отец” кинул в раковину оторванный рукав. – Я надеялся на этот брак, чтобы тебя образумить, сделать настоящим человеком. А ты? Хватило на месяц! Погоди, Виктория, сегодня ночью уже придет бухим, в своей же рвоте, – он ещё раз подошел ко мне, загибая пальцы. – Я начинал обыкновенным заливщиком, затем был мастером участка, инженером, замом главного инженера, замом гендиректора, наконец, сам заслужил быть генеральным директором. Мне пришлось строить себя, чтобы достичь высот. Тебе же ничего не пришлось добиваться. Скажи спасибо своей маме, с которой ты появился в этой семье.