– Представьте, – разглагольствовал Тимур, – что нам надо написать письмо … нашему Пуонгу на-корейском. Но мы не знаем корейского. Конечно, можно воспользоваться автопереводчиком и с его помощью даже поддержать переписку. Но мы будем смотреть на иероглифы и не понимать, что они значат. Этот простой пример показывает, что для общения нужно нечто большее… смысл и понимание. Точно также с искусственным интеллектом. Мы можем дать ему всю информацию, но понимать, что значит любить и, соответственно, любить он не сможет. Робот будет всего лишь следовать инструкции, но никак не любить. И уж тем более он не способен страдать.

– Позволь возразить, – вмешался в разговор Пуонг. – В любви между людьми также нельзя быть ни в чем полностью уверенным. Действительно ли другой человек испытывает то, что говорит или он просто играет? По крайней мере, даже если робот выполняет заданный алгоритм действий, он не притворяется, не лжет и не преследует никаких корыстных целей.

Я злилась на Тимура. Как можно быть таким бесчувственным. Или он считает, что Юшенг – стиральная машинка, которой все равно, что по ней кулаком бьют?

– Ты говоришь о сознательности, – язвительно заметила я, – но это лишь предположение, что человек имеет сознание. Нельзя решить вопрос о сознании исключительно через объективные измерения и анализ. Что до свободы воли, то это тоже вопрос спорный, на который нет однозначного ответа. Если наши действия определяются влиянием из вне – причинной цепью предшествующих событий – свободы воли нет. Если наши действия случайны – это также не свобода воли.

Макс наклонился ко мне так близко, что я почувствовала его горячее дыхание на своей шее:

– Не реагируй так болезненно, малыш. Тим никого не хотел обидеть.

– А Юшенг не в счет?

Тимур примирительно улыбнулся: – Кристина, человек осознающий себя сознательно делает выбор, на который у него есть право.

– Конечно, – усмехнулась я. – У покойников тоже есть право – на гуманное обращение.

Я резко встала и ушла на кухню, увлекая Юшенга за собой.

– Прости, – сказала я, как только мы оказались наедине. – Мне очень жаль…

Юшенг перебил меня, не дав закончить: – Слова твоего друга нисколько меня не задели. В них есть логика и здравый смысл. Мне не понятно, почему ты не хочешь признать очевидное?

Я не знала, что ему ответить.

– Юшенг, – я достала из выдвижного ящика буфета электронный бланк, который он дал мне накануне вечером, прижала указательный палец к магнитному считывателю отпечатков и после протянула ему заверенный бланк.

– С днем рождения, милый.

Он принял подарок, не сводя с меня глаз. А я подумала, что теперь в любой момент могу потерять его, если ему вдруг взбредет в голову начать самостоятельную жизнь, на которую у него было полное право, не зависимо от того, обладает он самосознанием в том виде, как это делает человек, или нет. Возможно, осознанность и способность чувствовать вовсе и не являются преимуществом. Мы никогда не знаем, какое именно чувство в человеке возобладает над другими.

Мы вернулись к гостям. Пуонг и Тимур, изрядно подвыпившие, спорили о реальности Вселенной. Пуонг сидел на подлокотнике дивана, с которого все время скатывался, но потом снова взбирался и, размахивая руками перед носом Тимура, пытался убедить его в том, что наша Вселенная – всего лишь иллюзия.

– Это же классический каррртри…катре…картезианский вопрос, – выговорил он наконец и отхлебнул коньяк из бокала. – Откуда нам знать, что то, что мы видим – настоящее, а не иллюзия, созданная невидимой силой, которую Декарт назвал «злым демоном»?

– Если бы это была иллюзия, друг мой, то первое, чего бы в ней не было – твоей пьяной рожи, – парировал Тимур.