– Ну что, не так уж и паршиво, а? – сказал он, протягивая мне кусок домашнего пирога, которым его угостила соседка.

– Не так уж и паршиво, – согласился я, откусывая кусочек.

Миша явно наслаждался моментом. Неторопливо достав свой старенький планшет, он углубился в просмотр очередной серии любимого сериала. Судя по доносящемуся закадровому смеху, это были всё те же неизменные «Друзья».

– Ты бы ещё в Большом театре этих «Друзей» врубил, – усмехнулся я, наблюдая за этой тихой идиллией.

Миша лишь рассеянно хмыкнул в ответ, не отрывая взгляда от экрана. Кажется, его уже полностью поглотил виртуальный мир любимых героев.

Порой он вёл себя так ребячливо и беззаботно, что вызывал раздражение. Но в то же время это качество составляло неотъемлемую часть его яркой, живой натуры. И я, признаться, ценил в нём эту способность так легко отвлекаться от окружающей действительности и погружаться в спасительный мир собственных увлечений.

Вечер незаметно перетекал в ночь, и вагон погрузился в полумрак. К счастью, наш вагон был из новых, с индивидуальным освещением. Мягкий свет создал вокруг меня уютный кокон.

«Может, сейчас наконец-то удастся сосредоточиться», – подумал я, вдыхая аромат типографской краски.

Я попытался погрузиться в чтение, но смысл слов ускользал. Буквы танцевали перед глазами, а мысли постоянно убегали к предстоящему походу.

Вскоре Миша вернулся и начал клевать носом. Отложив планшет, он негромко похрапывал сверху.

Сон не шёл. Решил размять ноги и прогуляться до тамбура. Несмотря на запрет, там отчётливо витал аромат сигарет, смешанный с запахом металла и машинного масла. «Чёрт, как же хочется курить». Но, как законопослушный гражданин, я ограничился лишь пассивным курением.

Вернувшись на своё место после короткой прогулки, я заметил, что шумное семейство исчезло. На их месте, у окна, в полумраке сидела девушка и что-то рисовала в блокноте. Время от времени она поднимала взгляд и вглядывалась в темноту за окном. Рыжие пряди выбивались из свободной косы, падая на белую футболку. В ней чувствовалась какая-то особая, богемная небрежность – в расслабленной позе, в том, как она водила карандашом, сосредоточенно хмуря брови. Что-то в ней, какая-то неуловимая искра, притягивало взгляд.

«Художница, что ли?» – мелькнуло в голове, пока я разглядывал её длинные, изящные пальцы, сжимающие карандаш.

Она поймала мой взгляд и слегка смутилась. Лёгкий румянец окрасил её щёки, а пальцы, унизанные тонкими серебряными колечками, на мгновение замерли над страницей блокнота. Я отвернулся, не желая смущать её ещё больше, но краем глаза продолжал наблюдать.

Она вновь склонилась над блокнотом, и прядь рыжих волос упала ей на лицо. Рассеянным жестом заправила её за ухо, и снова погрузилась в своё занятие, но теперь в её позе чувствовалось лёгкое напряжение. Пальцы, держащие карандаш, двигались быстрее, а глаза лишь изредка поднимались от страницы.

«Наверняка, думает, что я какой-нибудь маньяк, – усмехнулся я про себя. – Сижу тут, пялюсь на неё».

Я снова взялся за книгу.

– Простите, – произнесла она мягко, слегка запинаясь. – Что вы… читаете?

Первая мысль, промелькнувшая в голове: «Она что, со мной заговорила?». Вторая, не менее сумбурная: «Что ей нужно? Тут какой-то подвох. Может, сейчас начнет что-то втюхивать или, того хуже, ругаться?». Глаза лихорадочно забегали по книжной странице, тщетно пытаясь зацепиться хоть за одно слово. «А нечего было пялиться», – укорила меня совесть.

Собравшись с духом, я поднял книгу и продемонстрировал ей обложку, стараясь придать лицу максимально невозмутимое выражение.