Толстой:

<…> Для того, чтобы освободиться от обманов веры вообще, человеку надо понимать и помнить, что единственное орудие познания, которым владеет человек, есть его разум и что поэтому всякая проповедь, утверждающая что-либо противное разуму, есть обман, попытка устранения единственного, данного богом человеку орудия познания.

Рильке:

<…> Всякий раз чувствуется какое-то проявление поспешности, преждевременности, когда философия становится религией, то есть когда она начинает навязывать другим свои догмы, хотя, в любом случае, она представляет собой только грандиозный путь её основоположника, путь, следуя которому он жил и боролся между жизнью и смертью.

Толстой:

Для того, чтобы быть свободным от обманов веры, человеку надо понимать и помнить, что у него нет и не может быть никакого другого, кроме разума, орудия познания, – что хочет он или не хочет того, всякий человек верит только разуму, и что поэтому люди, говорящие, что они верят не разуму, а Моисею, Будде, Христу, Магомету, церкви, корану, библии, – обманывают себя, потому что, чему бы они ни верили, они верят не тому, кто передает им те истины, в которые они верят – Моисею, Будде, Христу, библии, – но верят разуму, который говорит им, что им надо верить Моисею, Христу, библии и надо не верить Будде и Магомету, библии и наоборот.

Рильке:

[А потому] я неизменно пытаюсь обнаружить человека там, где полнота его опыта сохраняется ещё в неразъятом на части, целостном виде, – то есть, без ущерба, нанесённого ему теми ограничениями и уступками, которых требует от него любая систематизация.

Толстой:

Истина не может войти в человека помимо разума, и потому человек, который думает, что он познает истины верою, а не разумом, только обманывает себя и неправильно употребляет свой разум на то, на что он не предназначен, – на решение вопросов о том, кому из передающих учение, выдаваемые за истину, надо верить и кому не верить.

Разум же предназначен не на то, чтобы решать, кому нужно, а кому не нужно верить, этого он и не может решить, а на то, чтобы проверять справедливость того, что предлагается ему. Это он всегда может и на это он и предназначен.

Рильке:

Когда из философского развития отдельного человека вырастает целая система, во мне возникает почти удушающее чувство какой-то ограниченности, преднамеренности этого.

<…> Всякий раз забывают, что философы, как и поэты, являются среди нас носителями будущего и поэтому меньше других могут рассчитывать на сочувственное отношение своего времени; они – современники людей далёкого будущего, и пока они воздерживаются от вмешательства в дела ближнего, у них, по мере своего развития, нет причин устанавливать правила и подводить итоги, кроме тех систематических обобщений, которые  нужны им самим для понимания своего положения, но которые они сами то и дело разрушают ради своего же внутреннего совершенствования.

Толстой:

Лжетолкователи истины говорят обыкновенно о том, что разуму нельзя верить потому, что разум разных людей утверждает разное и что поэтому для единения людей лучше верить в откровение, подтверждаемое чудесами. Но такое утверждение прямо противоположно истине. Разум никогда не утверждает различного. Он всегда во всех людях утверждает и отрицает одно и то же.

<…> Только веры, утверждая различное: одна, что бог открыл себя на Синае и что он бог евреев; а другая, что бог есть брама, вишну и шива; а третья, что бог есть троица: отец, сын и святой дух; а четвертая, что бог есть небо и земля; а пятая, что истина открыта вся Буддою; а шестая, что вся она открыта Магометом, – только веры эти разделяют людей, разум же, будет ли это разум еврея, японца, китайца, араба, англичанина, русского, всегда и у всех говорит одно и то же.