– Нам туда, – сказал Бесфамильный, и повернул налево – там, в полумраке, виднелась узкая железная лестница, тускло поблескивавшая перилами в виде толстых отполированных труб. Лестница вела на второй этаж, и Малыш поднялся по ней вслед за боссом, прислушиваясь к гулким шагам своих ботинок по железным ступеням.

Они дошли до площадки, и Илья Семенович открыл первую дверь, вделанную в стену. Оба оказались в тесном помещении лаборатории, где на столах стояли микроскопы, а на стенах висели какие-то графики. Три человека в белых халатах что-то записывали в журналы, сидя за рабочими столами. Они не смотрели, кто к ним вошел, что несколько удивило Малыша: на «Цитроне», например, всегда кто-нибудь либо здоровался, либо кивал, а тут – полное сосредоточение на работе, словно от этого зависело их дыхание: оторвись они от разграфленных бумажек, и тут же невидимая рука сожмет их горло, перекрыв навечно кислород…

– Я так и не понял, что вы будете делать с этим бедным слесарем? – спросил Малыш, как только за ними закрылась дверь.

Бесфамильный посмотрел на него, как на какого-нибудь тупицу, не знавшего простых вещей.

– Ну как что, Демидов: как и всегда – в расход: нам свидетели не нужны.

– Но можно же просто извлечь из него информацию под глубоким наркозом и отпустить с миром.

Бесфамильный покачал головой:

– Да, Демидов, испортила тебя мирная жизнь. А, может, ты влюбился в какую-нибудь местную красотку, вот и чудишь потихоньку?

– Не говорите ерунды, Илья Семенович: нет там никакой красотки – вы же меня знаете: я не меняю работу на личную жизнь, если можно так выразиться.

– А почему?

– Будто вы не знаете.

– Ладно, не плачь, Демидов, придет еще твое время – и семья у тебя будет и дом хороший…

– Было уже, – ответил Малыш, – больше не хочу.

– Странный ты какой-то, все-таки, – сказал Бесфамильный, внимательно глядя на Малыша, – но ничего, скоро все изменится, и тогда будешь сам выбирать, как тебе жить.

Малыш кивнул, будто давно об этом знал.

– Илья Семеныч, я могу быть свободен? – спросил он, не желая оставаться в этом, пугающем его, месте: не любил он всяких лабораторий, где того и гляди можно подцепить какую-нибудь заразу, или стать объектом для исследований.

– А куда ты так торопишься, дорогой товарищ? Мы, ведь, с тобой даже еще и не ужинали, – ответил Бесфамильный.

– Нет у меня аппетита, если честно.

– Ничего, ничего – как только увидишь, что у меня на столе, так сразу слюнки потекут!

– Ага – ждите!

Они прошли через лабораторию и Бесфамильный вновь открыл дверь – они попали в еще какую-то комнату, больше похожую на кладовку, с напиханными в нее стеллажами и ящиками. Протиснувшись сквозь весь этот хлам, Бесфамильный с Малышом вышли в третье помещение: просторную комнату, обставленную старинной мебелью.

– Вы откуда это понавезли, Илья Семеныч? – спросил Малыш, презрительным взглядом окидывая пыльные стулья с гнутыми спинками и бархатными сиденьями.

– Это не я – а мои помощнички: все угодить хотят.

– Странные какие-то у них желания, – пожал плечами Малыш и пнул ботинком один из стульев, отчего его деревянные ножки жалобно взвизгнули, скользнув по мраморному полу.

– Ну, куда им до тебя – свободного стрелка! – сказал Бесфамильный, спокойно возвращая стул на место. – А вот поработал бы у меня в штате годик-два, еще и не такие подарки бы преподносил.

– Нет уж, спасибо – уж лучше я сам по себе.

Бесфамильный посмотрел на него с отеческой заботой:

– Ты же понимаешь, что скоро время таких, как ты, закончится.

– Нет, совсем вас не понимаю, – ответил Малыш, изо всех сил делая вид, что ему все равно, что говорит босс.