Она опустила голову и вновь умылась несколько раз подряд, чтобы почувствовать, как дубеет от холода кожа, а потом, вытерев ее полотенцем, прислушиваться к теплу на щеках и лбу от приливающей горячей крови.

Она выключила воду и, выходя из туалета, погасила свет. На несколько секунд она ослепла: лишь зеленые пятна были перед глазами, прежде чем она привыкла к темноте. Потом она сделала неуверенный шаг вперед, затем еще шаг и еще, опасаясь натолкнуться на чужие тумбочки. Наконец, Маргарита дошла до своей кровати: ощущения были совсем другими. Теперь можно было лечь и, ничего не представляя, просто закрыть глаза и моментально уснуть – главное, ни о чем ни думать: ни о Елене, ни о еде, ни о медсестре… Как только она опять случайно вспомнила о рыжей, тут же вслед за ней всплыла наглая рожа Малыша.

– Да что за черт! – проговорила она, накрывая лицо одеялом. Как только обожженные щеки странного «помощника» возникли в ее памяти, Маргарита тут же, в ярких красках, представила себе, что Александр делает с медсестрой, выполняя то задание, которое она ему поручила. В страшных картинах Кондрашкиной, медсестра висела на ржавых длинных цепях, а Александр, лицо которого освещалось лишь факелом, вставленным в стену какой-то пещеры, огромными щипцами вырывал ей ногти, бил плеткой по кровоточащей спине, обливал ее холодной водой, чтобы она очнулась, а потом снова приступал к средневековым пыткам… На этом ее воображение останавливало поток кошмарного видеоряда и следующей картиной было, как Валентна, по-прежнему висевшая на цепях, просит пить, а также есть и спать, и еще она хотела сама рассказать всё, что требовал от нее Александр. Но теперь ему нужно было совсем не это: он, как настоящий садист, наслаждался ее мучениями, не слушая ее признаний и клятвенных заверений, что никто никогда не узнает о беременности той девочки, которой грозит смерть… Или нет – ей грозит жизнь, но без ее ребенка, ликвидированного тем самым «много улыбчивым» человеком, с удовольствием сделавшим свою грязную работу…

Маргарита открыла глаза: нет, сегодня ей точно не уснуть. И что теперь делать? Надо успокоить себя мыслью, что нет никаких пыток, а есть лишь приятный разговор за рюмкой хорошего вина, или плохого…

Маргарита поморщилась, не желая представлять себе того пойла, которое любила рыжая, а Валя, определенно что-то любила, ведь, приходила же она иногда на работу с перегаром, который Маргарита несколько раз улавливала, когда забегала к ним по делам в первый кабинет…

Так, что там дальше. Вино, скажем так, любое – одна или две бутылки; свечи витые – пять штук; шикарный стол с серебристой кастрюлькой, в которой лежит что-то дымящееся (жареное или вареное – не суть). Ну, и красавец мужчина в придачу, пусть и с обожженным лицом, но все же, по-своему прекрасный, сильный, мужественный…

Кондрашкина снова, похоже, начала дремать, но кто-то из соседок поднялся в предрассветный час и пошел в туалет. Маргарита потянулась к тумбочке, и, взяв часы, нажала кнопку подсветки. Так и знала – два ночи на дворе. Еще пять часов до смены, вернее, четыре, если учесть, что в семь она уже должна сидеть на приеме.

Она снова приподнялась на кровати и сунула ноги в тапки. Как можно уснуть, когда в голову лезет всякая чушь? Маргарита не хотела прибегать к снотворному, которое лежало у нее в тумбочке, иначе потом без него не обойдешься.

Мысли вертелись вокруг Малыша и Валентины. Итак, если он ее не пытает, думала она, тогда он просто с ней разговаривает, как и в предыдущем ее видении, где были стол, свечи, и выпивка. Не прибегая к шантажу и запугиваниям, он молча выслушивает ее показания, ведь, хорошее вино уже развязало ей язык, и Валя чешет им, как помелом, выдавая и свои и чужие секреты. Но секреты Александру не нужны: ему нужно только одно – ее клятвенное заверение, что она будет держать свое помело за зубами, как насчет анализов, так и по поводу Ленкиной беременности.