, свидетельство о благонадежности от Московского Градоначальника[67], а также справку о плате в пользу Университета за 1-^>е полугодие (25 р.). 24 июля 1908 г. датирована резолюция на этом прошении: «Зачисляется студентом Историко-филологического факультета»[68]. В конце мая – начале июня 1908 г. Викентьеву пришлось пройти «испытания» – сдавать дополнительно латинский («3 балла») и древнегреческий («хорошо») языки «в объеме полного курса мужских гимназий ведомства Министерства Народного Просвещения»[69]. Странно, что он не поехал в Санкт-Петербургский университет, где стараниями Бориса Александровича Тураева велось преподавание египтологии[70]. Судьбоносным для Викентьева стал совет профессора Московского университета И. В. Цветаева, создававшего в то время Музей изящных искусств при Московском Императорском университете (ныне ГМИИ имени А. С. Пушкина)[71]. Он-то и порекомендовал молодому человеку обратиться к профессору Санкт-Петербургского Императорского университета Б. А. Тураеву, с которым сотрудничал при покупке для музея коллекции древнеегипетских памятников В. С. Голенищева[72]. Тураев посоветовал молодому человеку поучиться египтологии в Берлинском университете (сам основательно прошедший эту «стажировку» в 1893–1894 гг., Тураев направлял в Германию многих своих учеников, что качественно улучшало их профессиональную подготовку[73]).

8 июня 1910 г. Викентьев пишет Тураеву из Берлина:

Многоуважаемый Борис Александрович,

После довольно значительных затруднений, которые оказывала моему поступлению канцелярия Берлинского университета[74], я нахожусь <неразборчиво> и начал работать с проф. Эрманом и в Музее. Мы читаем тексты и проходим коптскую грамматику. Следуя вашим указаниям, я устроился очень хорошо у Frl. Muhs[75], которая исполнена самых лучших воспоминаний о том времени, когда Вы у неё жили студентом и останавливались проездом. Она передаёт Вам поклон. Берлин как город мне не нравится, страшная жара <…>[76].

Тем же числом датировано письмо к И. В. Цветаеву, где Викентьев чуть подробнее рассказывает о своих занятиях.

Многоуважаемый Иван Владимирович

Я имматрикулировался в Германском университете и теперь работаю у проф. Эрмана. Мы читаем под его руководством египетские тексты и проходим грамматику коптского языка. Наряду с этим я работаю еще в библиотеке Старого музея, которую так любезно предоставил для занятий проф. Эрман – ежедневно, от 10 до 3-х. Я в восторге от музея: он очень полон и прекрасно систематизирован. Тем что я поехал в Берлин к проф. Эрману, я обязан указаниям милейшего проф. Тураева, который искренно был ласков и внимателен ко мне, зная что послали меня к нему Вы, многоуважаемый Иван Владимирович. Позвольте же Вас за это сердечно поблагодарить и выразить надежду, что по возвращении в Москву, я окажусь Вам полезным при расстановке коллекций Голенищева и при тех работах, которые сопряжены с их хранением и изданием. В заключение, еще раз выражаю свою полную готовность служить Вам по мере сил в Берлине в случае если у Вас имеются тут какие-нибудь музейные дела.

Преданный Вам,

В. Викентьев[77].

В конце ответного письма Цветаев замечает: «Буду ждать Вас для нового Музея ко времени размещения коллекций Голенищева»[78]. Но в музее, по крайней мере, с мая 1912 г. работала ученица Б. А. Тураева Т. Н. Бороздина, а штат был настолько мал, что сейчас это трудно даже представить[79]. Вскоре жизнь столкнет этих людей в борьбе за право хранения голенищевской коллекции, и как ни странно, справедливость восторжествует и памятники не станут жертвой амбиций Викентьева, а останутся в родных стенах и более бережных женских руках.