Трудно представить, как тяжелы были для многих членов Общества постреволюционные годы. М. В. Сабашникова вспоминает, что не всегда знала, где она будет ночевать и что будет есть… Бедствовал профессор Санкт-Петербургского университета Б. А. Тураев, и его ученица Т. Н. Бороздина пыталась ему помочь[147]. Яркое свидетельство бытовых сложностей постреволюционного времени оставил Андрей Белый, нелестно отозвавшийся о приютивших его у себя с февраля 1918 г. до весны 1919 г. Сизовых. Позднее (11 ноября 1921 г.) он писал Асе Тургеневой, своей бывшей жене: «Я жил в это время вот как: – в небольшой комнате, окруженный Сизовыми, (за стеной баранье блеянье М. И. Сизовой и брюзжанье Викентьева; за другой отвратительное квохтанье старухи матери Сизовой); у меня в комнате, в углу была свалена груда моих рукописей, которыми 5 месяцев подтапливали печку; всюду были навалены груды григоровского[148] „старья“, и моя комната напоминала комнату старьевщика; среди мусора и хлама при температуре в 6–4°, в зимних перчатках, с шапкой на голове, с коченеющими до колен ногами просиживал я при тусклейшем свете перегоревшей лампочки или готовя материал для лекции следующего дня, или разрабатывая мне порученный проект в Т. О. (Театральный Отдел), или пишучи „Записки Чудака“, в изнеможении бросаясь в постель часу в 4-м ночи; отчего просыпался я не в 8, как Сизовы (глубокие мещане, мещанством загнавшие меня в угол), а в 10 и мне никто не оставлял горячей воды»[149].
Однако люди работали. Похоже, позиция организатора и ведущего члена Кружка/Общества не покрывала амбиции Викентьева и он начинает создавать новую организацию, где для себя он запланировал главный пост. Обстоятельства тех лет, как ни странно, давали возможность для воплощения необычных идей. В казусе Викентьева сыграли роль не только его активность и организаторские способности, научные достижения и таланты, но также его знакомства в неожиданной сфере – среди антропософов. Все ведущие деятели культуры Серебряного века так или иначе были знакомы с этим учением, а порой являлись его горячими поклонниками. Что еще более существенно – они занимали серьезные должности в создаваемых новых государственных учреждениях. Викентьев явно на них рассчитывал и его расчеты оправдались.
Роль административного рычага играла для Викентьева Коллегия (Отдел) по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Народного комиссариата просвещения (Наркомпроса), созданная в 1918 г. по инициативе И. Э. Грабаря. М. В. Сабашникова в общих чертах достоверно описывает ее историю: «…художник Грабарь, наш друг Трапезников и искусствовед Машковцев обратились к правительству с предложением дать им полномочия охранять ценные памятники искусства и культуры от разрушения и грабежа. Из этого возникло большое учреждение „Охрана памятников искусства и старины“. Во главе этой организации стояла жена Троцкого, ничего не понимавшая в искусстве. Трапезников стал ее правой рукой. Так появилась возможность сделать много хорошего для искусства, а также и для отдельных людей. Были спасены не только дворцы и художественные коллекции, но также и владельцы… Трапезников своей добросовестностью и обширными знаниями заслужил на этой работе всеобщее уважение». Трифон Георгиевич Трапезников (1882–1926), действительно, был замечательно образованным человеком, он учился в университетах Лейпцига, Гейдельберга, Мюнхена, Парижа и по всей Европе собирал материал по своей диссертации («Портреты семьи Медичи 15 в.»). Трапезников участвовал в строительстве Гётеанума и был «гарантом» русской группы в Дорнахе