– Никогда не думал об этом. Это интересно.

– Так вышло, – продолжает Джейн, – что подражание стало верным спутником плохих художников. Просто плохих, бездарных. Тех, кому совсем нечего сказать. И подражанием они пытаются имитировать сказанное другими. Но само по себе подражание – косвенное следствие бездарности и по определению не является чем-то плохим.

– Кажется, ты говорила, что ничего по определению не является ни хорошим, ни плохим.

– Да, и только что я привела тебе пример.

– Почему ты не говорила об этом там, на выставке? Ты же знаешь, я в этом вопросе как бы…

– Ты можешь это понять. А они нет. И это коммерция. Не всё нужно говорить опять-таки.

– Думаешь, совсем никто не поймёт?

– Те, кто поймёт, и так знают. Посредственных художников покупают посредственные коллекционеры. Нет ничего ужасного в этом процессе, ведь он изолирован. Плохой вкус не заразен, в отличие от хорошего.

– Тебе хочется об этом поговорить с кем-то твоего уровня.

– Я только что это сделала. А теперь я пойду спать, и ты. Спокойной ночи, Ренс.

Перед тем как ещё раз поехать в дом, и на этот раз всё сфотографировать и измерить, я хочу развеяться. Внизу на стойке администратора лежат буклеты с туристическими развлечениями. Среди автобусных и катерных экскурсий есть экскурсия на местный винный завод. Я расспрашиваю девушку за стойкой и решаю, что это именно то, что мне нужно, а в дом успею вернуться за пару часов до заката. И уже через час я оказываюсь в старинном винном погребе, хожу с группой по каменным сводчатым тоннелям между огромных дубовых бочек и слушаю заунывного гида. Почти вся туристическая группа состоит из местных, так что я не пытаюсь завести разговор. В конце экскурсовод отправляет нас на дегустацию вин. Я пробую все, и ни одно из них не впечатляет. Экскурсия закончена, и свой план я считаю выполненным – я пьян, а время убито.

До дома ближе идти сразу от винного завода. По дороге, почти рядом с деревней, я нахожу небольшой магазин, в котором решаю купить ещё вина, так как наблюдать весь этот погром и дохлых птиц на трезвую голову нет никакой возможности. Продавца за прилавком нет, и я пытаюсь самостоятельно найти нужное на полках, по очереди неуклюже стягиваю бутылки, пытаюсь разобрать написанное на этикетках. Краем глаза замечаю светловолосую девушку, по всей видимости работницу магазина. Она что-то переставляет на полках с молочной продукцией. Заметив, что я на неё смотрю, она подходит ко мне и внезапно говорит по-немецки:

– Тут сложно разобраться. Хотите попробовать местное?

– Как раз нет.

– Кажется, поняла. Вот это неплохое, – она показывает куда-то наверх, вытягиваясь на носочках, пытается достать нужную бутылку. Я рефлекторно дёргаюсь, чтобы помочь, и случайно задеваю её локтем.

– Простите. Давайте лучше я. Да. Отлично. Это идеально подойдёт. Сколько оно стоит?

– Даже не знаю, тут с ценниками проблемы. Сама только что не смогла найти ценник на масло.

– А, простите, я решил, что вы…

– Нет, конечно, – она улыбается, виднеются кривоватые зубы. – Я также пытаюсь что-то купить, но уже минут двадцать никого нет.

– Предлагаю взять всё, что нужно, и бежать.

– Мне нужно так много, что это будет выглядеть весьма нелепо. Ну что же, пойду дальше.

Она уже собирается уходить, но я решаю продолжить разговор, так как за два дня немного заскучал.

– Живёте тут? Где-то рядом? – спрашиваю я в удаляющуюся спину девушки.

– Да, минут семь отсюда в ту сторону, – девушка поворачивается и вытягивает руку в сторону моего дома.

– Отлично, могу помочь донести сумки, если они у вас появятся.

– Теперь точно появятся. – Она снова по-девичьи смеётся. На этот раз ей кажется, что она делает это слишком громко, – подносит ладонь к лицу и на секунду замирает, положив руку на ключицу, будто собирается воспользоваться ладонью ещё раз.