– Твой дом тоже когда-то вонял сыростью, вспомни.

– Да, но не так. В моём доме всё-таки возможно было жить и до меня.

– Это так важно?

– Я пока не понимаю ценности всего этого.

– Место и то, что с этим можно сделать, – потенциал. И ещё кое-что – история. Сейчас она тебе не нужна и ты отворачиваешься, но когда приведёшь всё в порядок, сделаешь по-своему… Не мне тебе объяснять, как всё происходит, так ведь?

– Кажется, я вполне обходился и без этой истории.

– Чем-то тебе твоё прошлое придётся заполнить, Ренс. Сейчас у тебя есть выбор.

– Я пока не чувствую сил всё это разгребать. Не понимаю, с чего начать, там всё ужасно. В тётиной спальне валяется дохлая птица.

– Мы её похороним в саду. Устроим церемонию. – Джейн сделала небольшую паузу. – Ренс, я помогу, сфотографируй всё, не думай сейчас, что с этим делать. Правда.

– Думаешь, получится?

– Знаю, бывают ситуации, когда невозможно составить план, но ты знаешь примерное направление, и можно посмотреть под ноги и увидеть место для следующего шага. Это место – твои очевидные действия. Выполнишь их – появятся следующие и так далее, пока поле твоего зрения не расширится.

– Хорошо. Джейн, у меня дома цветы для тебя. Забери, если заедешь. Я попросил Гретту кормить Каризму, пока меня нет, если что, но он будет рад получить от тебя добавку и внимание.

– Я заеду, посижу с Каризмой. Цветы забирать не буду, пусть остаются там. По какому они поводу?

– Без повода.

– Надя купила, – хихикнула Джейн. – Не важно. Что будешь завтра делать?

– Помимо фотографирования дома? Пока без идей. Тут весьма уныло, но в деревне симпатично, самобытно. Буду околачиваться там весь день.

– Встретил кого-нибудь?

– Нет, и, надеюсь, не встречу. У тебя уставший голос, ты не болеешь? – Джейн и правда говорит как-то тихо, пониженным тоном.

– Нет, всё хорошо. Провозилась сегодня с закрытием выставки.

– Что-нибудь купили?

– Да, около пятнадцати картин. Это, можно сказать, успех.

– Рад слышать.

– Почти все критики написали хорошие отзывы, даже самые мерзкие. Кто-то даже увидел потаённый смысл, скрытую самоиронию или как-то так. Забавно.

– А её не было?

– Знаешь, когда ты начинаешь делать что-то, тебе просто интересно, затем ты цепляешься за исконные идеи, и они толкают тебя вперёд – раскрывать новые и новые произведения, авторов. Параллельно с этим раскрывается и контекст, и в какой-то момент эти параллели расходятся, ты понимаешь, что следишь уже не за искусством, а за контекстом.

– Я понял, но не очень.

– Картины, которые мы вешаем в галерее, – конечный продукт. После них в этой мешанине споров, условий и всего, что является материалом, дровами для розжига, нет ничего. Это и есть смысл. Всё ограничивается способностью восприятия конечного смысла. Так вот, проблема в том, что многие ставят контекст выше искусства, без конца его обсуждают, критикуют тех, кто выпадает из контекста, неактуален, копирует и подражает.

– Но, подражая, ты не сможешь сделать честное, новое. Разве не так?

– Чаще всего нет, но иногда – да. Подражание может быть твоим начальным импульсом. Ты подражаешь стилю или конкретному художнику, конкретной картине – какая разница? Позыв художника сделать нечто часто упирается в технические, формальные нюансы.

– Например?

– Один из них стиль. Другой – как раз то, о чём и была выставка. Тема, на которую все пришли… Настоящему художнику не нужен ни стиль, ни тема, для него это материал, инструментарий, как холст и подрамник. Мог бы художник не использовать холст, думаешь, он бы отказался рисовать красками сразу в пространстве? Так вот, у нас не было никакого потаённого смысла, так как сложности основного смысла было достаточно.