Всё это никому не нужно, простая формальность.
Дешёвый гроб – это хороший срез жизни семьи Янсен, дань религиозной традиции. Нужно как-то утилизировать тело, убрать с глаз долой. Никто из присутствующих не хочет тут находиться, никто не любил тётю. Гроб с дешёвой тканью и рюшами. Похоронная служба рада угодить любому, особенно тому, кто считает, что предание земле всё равно лучше кремации. Даже такое пошлое. Помолиться фальшивым богам, испытать фальшивую скорбь, закопать человека в фальшивом гробу. Возможно ли иначе?
Находиться тут и думать об этом становится всё более омерзительно. Чёрт, почему не обычная большая картонная коробка? Как из-под обуви, – кажется, в таких хоронят мелких домашних животных. Я смотрю на тётю и понимаю – последние годы её жизни были именно как у больного домашнего животного. И вот её обувная коробка.
Затем происходит не менее унылое чаепитие с людьми, которых я не знаю, и каждый из них, кроме усталости, не испытывает ничего – ни потрясения, ни сострадания. Джейн иногда мне подмигивает, вытаскивает из этого болота. Она, как всегда, неприлично красива, о чём-то болтает с толстоватым мужчиной в очках. Наконец, по установленному мной самим этикету, я дожидаюсь первого ушедшего и через несколько минут тоже покидаю мероприятие, сославшись на то, что ещё нужно успеть к юристу. Оказавшись на свободе, с облегчением выкуриваю сигарету.
Я не соврал – мы сразу отправились к юристу, решил не оставлять это на потом. Я не ожидал, что встречу приятного человека, этот день вообще не предвещал ничего приятного до самого конца, и вот я вижу лысого худощавого господина.
– Здравствуйте, я от Корнелии Янсен, по поводу дома.
– Да, вы… Ренс Роланд, правильно? Да… Секунду.
Господин встаёт и подходит к шкафу, ковыряется в ящиках, достаёт пухлую синюю папку, возвращается к столу. Папку не открывает, кладёт рядом, затем достаёт из стола конверт.
– Даже и не знаю, не представляю, зачем вам такая лачуга, но наследство есть наследство, моё дело – сделать всё по закону, а вы уж сами решаете. Мой вам совет – поскорее продайте эту рухлядь. Знаете, цены в том регионе падают, ведь там периодически случаются землетрясения. Да и с политической обстановкой сложности. В общем, совершенно непривлекательное место. Я ведь так понимаю, у вас уже есть прекрасный дом?
– С чего вы взяли? – Меня интересует синяя папка, и я периодически на неё поглядываю. – Мало у кого сейчас есть дом. Это ведь такая редкость.
Юрист меня раздражает, он явно пытается копировать кого-то из кино, будто он с Уолл-стрит, не иначе. Надел синий полосатый костюм, который ему велик, а на комоде среди фотографий детей и жены фотография королевы, будто они друзья или родственники.
– Хах. Ну как вам сказать, вы теперь местная звезда, – нахально улыбается и взглядом указывает на свёрнутую газету. – Наша контора, знаете ли, многопрофильная, – коллеги могут вас проконсультировать по данной проблеме, понимаете, о чём я?
– Не совсем. – Я придвигаюсь ближе к газете, чтобы понять, о чём идёт речь.
Юрист, заметив интерес, раскрывает её и толкает ко мне. Там моя фотография у машины, моё лицо в смятении. Я не сразу понимаю, но потом вижу рядом фото девушки с размазанной тушью. Распознав ситуацию, я сразу откатываюсь на стуле назад.
– Давайте вернёмся к дому. – Я еле сдерживаю раздражение и уже прикидываю, как поеду в редакцию этой вонючей «Верности» и устрою там погром с поджогом.
– Как скажете, но если что – обращайтесь. Тут и клевета, и…
– Давайте продолжим с наследством, пожалуйста.
– Хорошо. Вот эти документы – её завещание. Мы всё сделали, заверили. Прочитайте и, если всё правильно, подпишите тут и тут.