Один раз я все же был наказан ею, когда, расшалившись не в меру с другими мальчишками, пробежал по конопляным холстам, которые отбеливались и сушились на солнце. Дело было так. Как-то прошел дождик, а в холстах этих вода, скопились лужицы. И вот мы с криками «Боже-боже, дай огня и под лавки Маланья!» бегом по ним босиком по всему селу. Это мы таким образом просили, чтоб дождик пошел и чтоб молния сверкала. Позже я узнал, что имя Маланья означает «молния», а слова нашей песенки – старая русская закличка для вызывания дождя и грома.

Вволю потоптавшись по холстам, мы всей стайкой, как воробышки, весело побежали по своим домам. Рванул и я к нашему дому. Подбегаю – а деревня маленькая: слышно, как то тут, то там раздаются звучные шлепки и громкий рев, – и умом понимаю, что мне тоже несдобровать. Так и есть. Бабушка уже ждала меня. И с порога я тут же получил от нее увесистый подзатыльник: «Еще какое баловство придумал? Ух, пострелец! Ну надо же!»

И такая у нее была добрая и чистосердечная улыбка, что весь мир вокруг меня снова ожил, заиграл, запел, переливаясь десятками красок и оттенков. Каждый раз, когда вспоминаю об этом, мне становится стыдно и не дает покоя мысль: «Почему же мне с самого начала не сказали, что так поступать нельзя?!»

В моей детской памяти хорошо запечатлелось, что сельчане обращались к маме и ее сестрам не так, как это было принято в деревне: «Машка», «Нюрка», а уважительно – «барышни» и только на «вы», подчеркивая, что они принадлежат к другому социальному срезу, к другому сословию^>7.

В этой связи всплывает еще один эпизод, связанный с летом в деревне. Занемог один очень зажиточный селянин. Жил он в большом доме через дорогу, напротив нас. У него прихватил живот. К вечеру боли усилились, состояние быстро ухудшалось, человек стал задыхаться, буквально «доходит» на глазах. Тогда сосед обратился к домашним: «Позовите барышню, кого-нибудь из Безковых!» Срочно среди ночи позвали мою маму и тетю Дашу. Больного они нашли в тяжелом состоянии – живот вздут, движения кишечника не прослушиваются, пульс учащенный. Мама с сестрой сделали содовый раствор, поставили ему предварительно масляную клизму, а потом очистительную содовую. Вскоре больной почувствовал большое облегчение. На следующий день из Локтя приехал уже настоящий врач. Он осмотрел мужика, назначил ему физиологический раствор под кожу, инъекции камфоры и рекомендовал пить больше жидкости. Но главное – врач сказал, что запор мог оказаться для него фатальным, если бы не оперативная помощь мамы и тети Даши.

Короче, ожил мужик, и я запомнил, как он пришел к нам через несколько дней с подарками и, низко кланяясь, все благодарил «барышен», что, конечно, меня, ребенка, очень удивило… А ведь учили всему этому мою маму, тетю! Учили, как оказывать первую медицинскую помощь! Еще до революции.

Жили Безковы в Бобриках достаточно скромно. Что-то осталось из старой утвари – какие-то лари, посуда, столовые приборы, но в целом ничего особенного, что бы привлекло мое внимание. Что точно нетипично было для сельского дома – наличие книг. Старые переплеты, тусклое золото букв, пятна ржавчины на пожелтевших страницах. Часть из них лежала в плетеных корзинах. Мне нравились их корешки, обложки, картинки такие понятные, что вот и не читаешь, а ясно все. Какие-то из них принадлежали еще моему деду, часть была куплена дядей Ваней, страстным книголюбом. О библиотеке я еще коснусь ниже.

Что еще запомнилось из той детской поездки на Брянщину? То, что меня постоянно тянуло на выгон, на окраину села, к ребятам – моим сверстникам. Там, за речкой, была запруда, а за ней дальше были так называемые копани. Мы там не только пасли гусей – играли в ножички, устраивали кучу малу, купались в копанях