Когда они вышли из паба, почти рассвело. Братья пригласили её в гости, но она решила пойти домой, через пару часов приедут утилизаторы. Натан пошёл спать, а Дэн предложил проводить. Потом предложил побыть с ней, пока не заберут тело бабушки. Они сидели на кухне, пили чай с крекерами. Он расстегнул верхние пуговицы рубашки, и Нат увидела серебряный магендавид на его шее.

– Можно спросить… ты религиозный?

– Нет, это память об отце. Ему от деда досталось вместе с инструментами. А как у тебя с религией?

– Никак. Хотя иногда хотелось бы, чтоб существовала какая-то высшая сила – справедливая и милосердная, способная на чудеса.

– Хотелось бы, да…

В новом мире не было табу на религию, но она считалась пережитком прошлого, как и многие другие традиционные понятия, и была переведена в разряд «для личного пользования». Власти не интересовало, какому богу ты молишься в уединении своего жилища, но любое общественное проявление было под строжайшим запретом. Церкви, синагоги, мечети и прочие храмы были упразднены. В Сети невозможно было найти ни одного сайта о религиях, ни одной из существовавших до войны конфессий. А попытка забить в поисковик что-то на эту тему приводила к минусованию приличного количества баллов. ИИ зорко следил за сферой интересов граждан ГССГ и штрафовал за любопытство в отношении «нежелательных тем». Поисковая система Сети из ключа к информации трансформировалась в инструмент слежки за пользователем. Анализ истории поиска значительно влиял на социальный рейтинг. Такая тактика привела к тому, что верующих почти не осталось.

– Бабушка кое-что оставила мне, там есть и о религиях, надо будет обязательно прочесть.

– Здорово! А ты сможешь научить меня читать?

– Конечно, с радостью!

Нат рассказала о Леке, о книгах, которые она переписала и завещала сберечь. У неё ни на секунду не возникло опасения, что Дэн может донести. Хранение запрещённой литературы грозило десоциализацией, но она не сомневалась, что может ему доверять. Просто знала это. Он остался и после того, как утилизаторы забрали тело Леке, понимая насколько одиноко ей было бы сейчас в опустевшей квартире.

Их роман разгорался стремительно и ярко. Предстоящий отъезд Дэна на вахту подстёгивал, и они торопились любить. Не могли наговориться днями и оторваться друг от друга ночами. Иногда Нат даже было стыдно от того, что она совсем не грустила о бабушке. Скучала, сожалела, что не может рассказать ей, что нашла свою любовь, но не горевала. Она была счастлива и понимала, что Леке порадовалась бы за неё. Она начала читать религиозную литературу, и идея бессмертной души позволяла ей представить, что бабушка не полностью ушла, её дух покинул в ту ночь мёртвое тело и привёл Нат к пабу с живой музыкой. К Дэну. Ей нравилось думать, что Леке тут, охраняет её, как ангел, видит, насколько внучка счастлива, и это делает счастливой и её. Где бы она сейчас ни была…

Дэн встречал её после работы, и они шли в квартиру братьев. Натан готовил нехитрый ужин. Потом вместе сочиняли песню, она учила их читать, а Дэн показал ей несколько аккордов. Нат была в благоговейном трепете от ощущения гитары в руках, прикосновения к струнам, от звуков, которые извлекали её пальцы. Словно она прикасалась к прошлому, когда люди сами сочиняли музыку, пели и делали настоящие инструменты, а живые концерты знаменитостей собирали десятки тысяч фанатов.

А ещё она с детским любопытством наблюдала за близнецами. Как они что-то говорили в унисон или заканчивали друг за другом фразы, одинаково смеялись и ругались, были синхронны в жестах и мимике. Понимали и чувствовали друг друга без слов, даже на расстоянии. Нат подумала, что это прекрасно, когда ты настолько близок с кем-то, значит, никогда не будешь одинок. С другой стороны, они очень тяжело переносили разлуку, особенно Натан. Он был чуть более чувствительным и наивным, чем Дэн, которого на вахте лечил от тоски изнурительный физический труд, иногда в тяжёлых погодных условиях и в не самой приятной компании.