Так в день смерти бабушки Нат встретила свою любовь.

Братья играли, немногочисленные слушатели без энтузиазма хлопали, несколько подошли к сцене, чтоб перевести пару монет, а она смотрела на гитариста, не отрываясь. Он заметил её взгляд, улыбнулся, помахал рукой и сказал в микрофон, перебирая струны:

– А сейчас песня для Нат – девушки с бездонными глазами цвета моря.

К переливам струн присоединился голос. Он пел на одном из языков прошлого; на слух Нат предположила, что это испанский. В припеве с нежной грустью вступала скрипка. Медленная мелодия, в которой переплелись печаль и страсть, глубокий низкий голос с хрипотцой, пробирающей до глубины души. Она чувствовала ком в горле и слёзы в глазах, с трудом различая сквозь их пелену того, кто пел для неё. Наверное, всё сложилось вместе – потеря бабушки, алкоголь на пустой желудок, впервые в жизни она слышала и видела исполнение живой музыки, на настоящих музыкальных инструментах, а не компьютерной. И впервые в жизни кто-то пел для неё. Даже когда она была совсем маленькой, бабушка Леке рассказывала ей сказки, но никогда не пела. Слишком много «впервые» свалилось на Нат разом, и под этим грузом она не могла заставить себя встать и уйти, даже когда разошлись все посетители и официанты начали уборку. Скрипач что-то тихо наигрывал, весь уйдя в музыку. Гитарист бережно уложил в чехол гитару и направился к футляру на краю сцены. Нат подошла, достала смартфон и перевела несколько монет.

– Спасибо, это было потрясающе, я никогда не слышала живой музыки. И за песню спасибо, красивая и печальная. Это испанский язык?

– Да, знаешь испанский? Неужели ты разбираешься в языках прошлого? Это редкость в наше время.

– Ну, не то чтоб разбираюсь… и испанского не знаю. Только русский, английский и немецкий. Читаю, пишу. Я на слух определила, что испанский.

– Читаешь и пишешь буквами на трёх языках?! Ничего себе! Вот это круто! – он присвистнул от удивления.

– Живая музыка – это тоже очень круто. Откуда у вас настоящие инструменты?

– От отца, они ещё довоенные. Это он научил нас играть. А кто тебя учил грамоте?

– Бабушка, – Нат осеклась, – … она умерла несколько часов назад, лежит дома, утром утилизаторы заберут тело, а я не могу сейчас туда… вот и напиваюсь, – её голос дрогнул и по щекам покатились слёзы. – Простите, я сегодня весь день плачу, наверное, глаза уже распухли.

– У тебя самые прекрасные глаза из всех, что я видел, Нат, – он спрыгнул со сцены, вытер большим пальцем слёзы с её щеки и направился в сторону бара. – Стой тут, никуда не уходи.

– Подожди! – окликнула его Нат. – Может, пришло время и мне узнать твоё имя?

– Дэниэль, просто Дэн, – он отвесил шутливый поклон.

Вернулся с бутылкой самогона и тремя стаканами.

– Можем посидеть тут часок, пока они убирают. Потом, если не можешь домой – пойдём к нам, мы в двух кварталах отсюда живём. Не бойся, не обидим. Эй, Нат, хватит пиликать, слезай, выпьем, заработали, – окликнул он брата.

Ей казалось, что она никогда и ни с кем не общалась так легко и открыто. Помимо того, что их с детства обучали забытым искусствам прошлого – музыке и грамоте, нашлось ещё кое-что общее. Мать близнецов тоже умерла при родах. В третьем классе смертность среди рожениц была очень высокой, особенно при многоплодной беременности. Для отца музыка стала утешением, и позже он обучил сыновей этому ненужному в новом мире искусству – как в своё время научил его отец, бережно хранивший ещё с довоенных времён гитару и скрипку.

Братья рассказали о той особой связи, которая есть между близнецами. О том, как тяжело им в разлуке. Комиссия по профессиональной ориентации распределила их в разные сектора. Натан работал в аграрном комплексе на обустройстве пастбищ для скота, а Дэн на рыболовном траулере вахтами – три месяца в море, месяц дома. Он вчера вернулся, и они празднуют встречу, играя в этом пабе, это их традиция. Нат рассказала им секрет, о котором никто не знал, кроме бабушки – о своём увлечении поэзией. Немного смущаясь, прочла несколько стихов по памяти. Братья были в восторге, тут же родилась идея написать песню.