Нат вспомнила, как Леке говорила: «Тот, кто придумал это – психопат, играющий на самых тёмных сторонах человеческой природы, точнее, нечеловеческой. Когда раскалёнными щипцами из тебя вытаскивают звериное, ставят в ситуацию, где твой разум, мораль, привязанности и всё остальное, что делает тебя человеком, отступают и остаётся только животный инстинкт выживания. И ты никуда не можешь от этого уйти. К тому же это умный психопат, он знал, как популярно это будет в народе – он дал ему зрелищ. И ещё чертовски расчётливый сукин сын – сумасшедшие барыши на тотализаторе и бесперебойное снабжение четвёртого сектора бесплатной рабочей силой, а текучка кадров там большая в силу высокой смертности чистильщиков. И всё это вместо расходов на систему судопроизводства и содержание преступников в тюрьмах». «В новом мире не будет тюрем и наказаний, но любой преступник сможет получить второй шанс в Лотерее, а кто не захочет жить по законам социума – будет десоциализирован и свободен и от правил, и от привилегий общества», – говорили они, когда строили свой глобальный концлагерь. Новый строй бабушка называла БЭТ-фашизм – Биологический Экологический Технологический фашизм.

Нат села спиной к экрану, заказала выпивку и оглядела зал. Несмотря на поздний час, посетителей много, но шума почти не было. Большинство пили в одиночестве, пялясь либо на экран над баром, либо в смартфоны. Редкие парочки тихо перешёптывались. Громкими возгласами только подзывали официанта с очередной порцией самогона или суррогатного пива. Между собой люди почти не общались. Негромко играла электронная музыка. В глубине зала была маленькая круглая сцена. Перед микрофоном стоял стул, к нему прислонена старая, довоенная гитара. Сейчас уже никто не производит музыкальные инструменты. Музыка – непродуктивное занятие, как и рисование, сочинение стихов и тому подобная нерентабельная трата времени. Всё это в считаные секунды мог сгенерировать ИИ. Видимо, инсталляция с гитарой символизировала обещанную живую музыку. Нат усмехнулась, отхлебнула жгучего пойла и только сейчас поняла насколько замёрзла. Обняв обеими ладонями стакан, сгорбилась, опустив голову с низко надвинутым капюшоном, расслабилась и почти согрелась. Тепло в желудке и монотонный людской гул убаюкивали. Она клевала носом над стаканом, как вдруг кто-то её позвал.

– Нат, иди сюда!

Она вздрогнула, обернулась. Из глубины зала, лавируя между посетителями и официантами, прямо на неё шёл высокий, худой парень с длинными волосами, собранными в хвост. Он помахал рукой и, перекрывая музыку и разговоры, крикнул:

– Эй, Нат, я здесь, давай скорее, где ты ходишь!

Она слезла с табурета и невольно сделала шаг навстречу:

– Это Вы мне? – растерянно пробормотала она и тут же поняла, что он смотрит куда-то позади неё. Оглянулась и удивилась ещё больше, увидев точно такого же парня. Только волосы заплетены в косу и в руках большой чёрный футляр с давно растрескавшейся лакировкой. Нат оглянулась на первого, опять на второго и поняла, что перед ней близнецы.

– Нет, не Вам, может, Вы тоже Нат?

– Ну да… Нат, Натали.

– А это мой брат – Нат, Натан, – он широко улыбнулся, обнял за плечи подошедшего близнеца. – Ну, сколько тебя можно ждать, скоро наш выход, а Вы, Натали, подходите ближе к сцене, мы будем играть.

– Можно просто Нат, – машинально поправила она, но он, так и не представившись, уже увлёк брата в глубину зала, продолжая пенять тому за опоздание.

Она заказала ещё стакан самогона и направилась туда же. Села за свободный столик у сцены. Близнец с хвостом сел на стул, бережно пристроил гитару на колено, погладил её изгиб, склонился, перебирая струны и прислушиваясь. Второй, с косой, достал скрипку, футляр положил на край сцены и прилепил на него листок с номером счёта на случай если кто-то из слушателей захочет отблагодарить не только аплодисментами. Они заиграли. Нат плыла на волнах музыки и алкоголя, не в силах отвести заворожённого взгляда от гитариста… от его пальцев, порхающих над струнами с нежностью и страстью… от отрешённого лица с закрытыми глазами, которое едва заметной мимикой аккомпанировало то мимолётной тенью улыбки, то чувственной игрой бровями, то покачиванием головы в такт музыке. Скрипач, её тёзка, был будто весь в себе, внутри музыки, а гитарист излучал её каждым жестом, выражением лица, позой. Она в первый раз видела живое исполнение музыки.