– Почему не писал? Мать, сестра, жена – всё это время, как на иголках, думали помер уж. Да, что греха таить, и я не на шутку волновался, – договорив Колояр сурово посмотрел на племянника.

– Мне нечего было писать, сначала. Пока мы служили под Карвеем, нам только что и дело внушали ненависть к Воландрии и проводили тренировки с оружием, тренировались с тяжестями и даже разучивали боевую хореографию, как у эльфийской армии. А потом начался этот кровопролитный поход длиною в год, – Родомир грустно опустил голову, – знаешь, я не хочу воевать. Всё должно было быть иначе.

– Не раскисай, сейчас ты солдат и выполняешь приказ, хоть тебе это и не нравится. Мне, это не нравится ещё больше! Я родился в Воландрии! Эти земли были Воландрией! И родители тех, кто сейчас их ненавидит, тоже были воландрийцами – мы один народ. Но вместо того, чтобы Понтии идти собственным путём, бок о бок с братьями, местные власть имущие повелись на посулы эльфов, отрекаясь от воландрийского наследия и придавая гонениям тех, кто с этим не согласен, – Колояр злился. – Но всё измениться и воландрийцы в скором времени придут снова и заберут эти земли, а мы наконец-то вернемся домой. Они нас не оставят. Тебе нужно перейти в воландрийскую армию.

– Дядь, ты бы не кричал так, нас могут услышать. Я не могу этого сделать. Сбежать в другую армию будет предательством, – Родомир развёл руками. – Я присягнул королю.

– Пускай слышат! Присягнул?! Да он сам клятвопреступник, нет греха или бесчестья в том, чтобы не держать перед ним слова! – Колояр свесил голову, мотая ей из стороны в сторону.

– Он будто тебе лично нанёс, какую-то обиду. Откуда столько ненависти?

– Эх, Родомир, ты ещё много не знаешь…

Было похоже, что Колояр хотел сказать, что-то ещё, но предпочёл замолчать.

После непродолжительной паузы он снова заговорил:

– И знаешь, сынок, не всё так плохо… Через полгода как тебя забрали Деяна-то родила! – он улыбнулся. – Здоровенный мальчишка родился, мы уж, грешным делом, подумали, не от тебя богатырь-то такой уродился – нагуляла. Чуть из дому её не погнали, – и он рассмеялся.

Родомир сначала стоял с серьёзным лицом, не слишком оценив шутку, но от заразительного смеха своего дяди тоже рассмеялся.

– Скучал я по твоим шуточкам, – сказал он, хлопнув Колояра по плечу.

– Уверен, что по жене ты больше скучал, пойди уже в дом, приласкай бабу. Да с сыном познакомься, а разговоры завтра говорить будем, у нас с твоей матушкой уйма работы сегодня. Иди, сынок, отдыхай.

– До завтра, – сказал Родомир и на прощание обнял Колояра.

Неторопливо шагая по двору, он смотрел на большой, двухэтажный бревенчатый дом, располагавшийся в конце участка, за которым простиралась лесная опушка. Он остановился, обвёл всё взглядом, остановив его на старом большом дубе, увешанном зелеными листьями. Дерево находилось в центре участка, так что мимо него нельзя было пройти, двигаясь к дому.

Родомир подошел к дереву, к месту, где на стволе было вырезано сердце, внутри которого красовались две вырезанные буквы «Р» и «Д» – первые буквы его имени, и имени его жены. Родомир, провел пальцами по вырезанному символу их любви, и с нежностью улыбнулся.

Продолжая свой путь к дому, он вспоминал, как рос здесь, взрослел: помогал по хозяйству, учился ездить верхом на лошади и здесь день за днём он учился обращаться с оружием под чутким руководством своего дяди, который постоянно твердил, что Родомир должен быть лучшим. Может лучшим он и не стал, но всё, чему его научил Колояр, помогало оставаться в живых на протяжении этого года.

Он подошёл к двери дома, замерев на мгновение, думая, как его встретит жена, что он ей скажет – он сильно волновался. Но отбросив мысли, он отворил дверь и вошёл внутрь дома, оказавшись в просторной кухне, занимавшей почти весь первый этаж, он обвёл помещение взглядом: в центре стоял большой обеденный стол, за которым они не так давно праздновали помолвку Родомира. В дальнем от дверей углу, справа у стены, была большая печь с лежаком, где в самые холодные зимние дни они с сестрой спали или прятались от дяди, когда тот был не в духе. В противоположном углу находились стеллажи с кухонной утварью, часть которой, бывало, служила дяде инструментом для воспитания Родомира, а иногда и его товарища – Бояна.