– …Посмотрим?

– Не… парит уже. Вон под той копешкой, – и старик указал пальцем. Я вздохнул:

– Не высидит. Через неделю начнут клевер косить, народу будет как на базаре. Обязательно кто-нибудь…

– А что делать?

– Не знаю. Придется наших ребят предупредить. Чтоб зря не шаталась.

Старик промолчал – ему очень не хотелось, чтоб о гнезде знал еще кто-то. Но другого выхода не было.

Я продолжал свою мысль:

– Да пускай и присматривают на всякий случай.

– Во-во! Пускай дежурят! А то мне одному никак не углядеть!..

Вскоре глаза у старика загорелись, и теперь, когда его тайна без пяти минут становилась достоянием гласности, выдвинул еще одну идею.

– Это ты хорошо придумал насчет дежурства, – сказал он. – Но, – он поднял прокуренный палец, – я, наверное, еще лучше перепридумал! Ты вот возьми да не поленись, а напиши хорошими красками на досточке вроде лозунга. Так, мол, и так, здесь чируха высиживает потомство, а потому просим не беспокоить и беречь нашу любимую природу…

Дед Пичка много еще говорил, что следовало бы написать, но я разочаровал его:

– Не буду писать.

– Как, так?! Кто тебе дал такое право?!

– Никто. Напишу, и каждый, кто прочтет, полезет искать гнездо. Ты что, людей не знаешь?

Дед Пичка долго раздумывал и согласился:

– Это верно. Любопытство – это ж такая распроклятая привычка, что…

Я не стал доказывать явную ошибочность его теории, но в данном случае праздное любопытство действительно ничего хорошего не сулило.

На следующий день я рассказал о гнезде двум – трем знакомым охотникам; всех очень обрадовало, что в наших угодьях появилось утиное гнездо, но выехать на дежурство в ближайшие дни никто не мог – дела. На первое время мы взяли эту обязанность на себя. Дед Пичка заступал на вахту с утра, я подменял его после работы. Как правило, старик оставался со мной до вечера. Во время его дежурства, может, от тлеющей сигареты, может, еще по какой причине, но загорелся бурьян на арыках, и когда я подъехал, старик вовсю сражался с огнем.

Вдвоем мы быстро одержали победу и, чтоб впредь обезопасить гнездо от подобных неприятностей, в нескольких местах на бровке арыка сняли верхний слой почвы.

Теперь если и возникнет огонь, то, дойдя до пустого места, погаснет сам собой…

Через неделю на дежурство выехал Николай Авсенок – охотник вдумчивый и серьезный. Он не знал, где находится гнездо, но дед Пичка взялся разъяснить все, что положено. Я при этом не присутствовал…

– Да ты не волнуйся! С завязанными глазами найдет! – хвастался старик. Я поверил… Потом пришла очередь Николая Чудова, Витьки Лосякина – по прозвищу Карась, Сережки Терёшкина – колесо завертелось. Каждый знал день своего дежурства, и мы отчаянно ругались, если кто-либо не мог выехать своевременно.

А потом пришла беда. Подъезжая к болотцу, чтобы сменить Николая Авсенка, я еще издали увидел, что по кромке пшеничного поля, по обочинам арыка, где было гнездо, бродит овечья отара, Чабан лениво перегоняет ее в сторону недалеких буераков. А Николай сидит на берегу и удит пескарей.

Остановив мотоцикл, я бросился разгонять стадо. Чабан, приняв меня за какое-то начальство, тоже заспешил, засуетился…

Копешка, рядом с которой находилось гнездо, была растоптана, кладка засыпана бурьяном. Я разгреб бурьян и увидел семь оливково-белых яиц. Три были раздавлены. От злости мне хотелось обругать и Николая, и неряху-пастуха, который загнал овец на арык через пшеничное поле. Чтоб успокоиться, вернулся к мотоциклу и долго ходил вокруг, то постукивая ногой по баллонам, то проверяя, мигают ли поворотки. Потом подъехал к болотцу. Николай встретил меня весело.