И, не дав ему время опомниться, я скинула лёгкую сорочку и предстала перед жадным взором короля совершенной нагой.

— Я никак не привыкну к тому, что вы уже видели меня такой. Беззащитной, — обхватила себя руками и округлила спину.

Анкильду нравилось играть в соблазнителя, принуждающего невинную деву отдаться ему в самом непотребном для этого месте. Именно поэтому он не мог простить мне, что я пришла в его страну уже познавшей страсть другого мужчины.

— Тебе будет немного неприятно, — улыбался Анкильд и заставил меня встать на четвереньки к нему спиной.

Я понимала, что он задумал. Королю хотелось меня помучить и наказать за то, что в подобной ситуации на его глазах я извивалась от страсти, когда Эсмонд вошёл в меня через чёрный ход.

Анкильд плюнул на свои ладони и хорошенько смочил мою промежность, чтобы в следующий миг войти в меня по самое основание мужского органа.

— Ты такая тесная, — мычал он и двигался всё быстрее. — Наконец-то моя!

— Да, мой король,  — стонала я от лёгкой боли исключительно потому, что ему нравилось это слышать.

Не секрет, что Анкильд нередко представлял на моём месте другую. Не Пенелопу, родившую ему сыновей, ни кого-либо ещё, а именно её, Констанцию.

Когда она в очередной раз, допустив его до своего тела, отвергала в последний миг, прикрываясь стыдливостью, он приходил ко мне и сношал, повторяя её имя.

Я же с радостью думала о том, что скоро избавлюсь от них обоих. И начну с Констанции.

— Ты моя! — в очередной раз выдохнул Анкильд и вонзил ногти в мои ягодицы, излив семя, которое больше не прорастёт.

«Задержите короля сегодня ночью как можно дольше», — помнила я слова лорда Фармана и его взгляд.

И вылизывала мужской орган мужа так, как он любил. Гладил меня по спине, называя похотливой кошечкой.

— Знаешь, я, пожалуй, казню твоего любовника, — усмехнулся он на исходе ночи, когда наконец нашёл в себе силы покинуть моё ложе, пропахнувшее похотью и семенем.

В эту ночь мы сношались не как муж и жена, имевшие трое детей, а как солдат, вернувшийся с войны, и первая шлюха, попавшаяся ему на пути.

Пусть таким образом, но я задержала Анкильда до рассвета, а когда проснулась после полудня и отправилась проведать детей, оказалось, что весь замок Двенадцати башен гудит, как растревоженный улей.

На Констанцию сегодня ночью было совершено покушение. Её хотели похитить, накинули на лицо магическую паутинку, которая парализовала жертву и делала безвольной. Всё понимать, но не сметь даже позвать на помощь — такое воздействие применялось к тем, кого хотели не только напугать, но и преподать урок.

И всё же Констанция вырвалась на свободу. И помог ей в этом лорд-канцлер, чудом проезжавший мимо, возвращаясь после позднего заседания Совета по узким улицам Форлэнда.

Так эту историю преподносили мои  фрейлины. Адамина же узнала столько подробностей, что складывалось впечатление, словно она сама была на месте преступления.

— Лорд Фарман подоспел уже под конец, — понизив голос до шёпота, докладывала моя рыжеволосая наперсница. — Говорят, что леди Констанция использовала магию крови. И сейчас очень слаба, но опасности никакой нет.

Я закусила губу, чтобы не сдержать стон разочарования. Неужели продуманный герцог не понимает, что таким нелепым покушением он сделал мне только хуже?!

— Всё он понимает, Гердарика, — Эсмонд пришёл на моё зов, едва я отправила ему послание.

Я сидела в саду, дети играли рядом под присмотром нянек, из окон замка не видно эту часть парка, выстроенную по желанию Анкильда как малый лабиринт.

Мы сидели рядом на скамейке на приличном расстоянии. Я кормила парковых птиц: жирных и неповоротливых фазанов, дивных павлинов с хвостами, поймавшими в себя краски леса и неба.