Их стол был последним, дальше – только ниша с настольными играми. Шахматная доска, несколько колод карт, коробки с настолками буквально на любой вкус: Дина разглядела людские «Каркассон» и «Мор», любимую дворферами «Цитадель», трошкинскую «Войну кольца».

Сигареты со вкусом ирисок и морской соли успокаивали. А может, успокаивала атмосфера – как будто тебя выдернули из обычной жизни и посадили в безвременье, в релакс, в нигде. Должно быть, популярное место, и пару часов спустя, когда закончится рабочий день, тут будет не протолкнуться.

Трошка принёс Тану мороженое, сидр и кофе. Без варенья.

Дина попросила грушевый сидр и сырную тарелку. Мыш заказал морковный фреш и гранат, и Дина подумала, что такой набор еды-питья больше подошёл бы изящной моряне Лите. Впрочем, Мыш ведь всё время пьёт соки и жрёт гранаты. Если подумать, всякий раз, как Дина видела, что Мыш ест или пьёт, он потреблял железосодержащие продукты. Исключая кофе, конечно же.

Вампир он, что ли?

– Тан, ты совсем не куришь? – спросила Дина, отхлебнув пару глотков сидра.

– Курил когда-то, – ответил он рассеянно. – Мне нравилось, потому я сдуру помог проявить слово «табак», и это изрядно добавило мне работы.

Не поняв примерно ничего из этого спича, Дина посмотрела на Мыша. Тот сделал вид, что всецело поглощён выковыриванием зёрнышек из граната. Тоже мне, Персефона, подумала Дина и обернулась к Тану:

– Ладно. Зачем мы здесь?

Он в последний раз цепко оглядел зал и, чуть понизив голос, ответил:

– Я хочу рассказать тебе притчу.

– Притч-что? Это какая-то тано-шутка?

Он улыбнулся уголком рта и заговорил, чуть понизив голос и чуть нараспев:

– В те времена, когда мир был юн, карты полны белых пятен, а память людская – коротка, как дым костра, унесённый ветром, жила юная ведьма Иша. Её ум жаждал знаний, а сердце – больших свершений. Когда старейшины её общины собирались на совет, чтобы обсудить кочевье, торговлю или распри с другими общинами, Иша видела, что однажды изречённые слова разлетаются, словно осенние листья на ветру, забываются, теряют силу в тумане времени, искажаются в шёпоте пересказов.

Однажды Иша встретила Атвара, старого резчика по дереву, чьи руки помнили тепло сотен стволов. И она увидела чудо: Атвар научил дерево говорить, вырезая на нем особые знаки, как следы, ведущие сквозь время. Долгие годы Атвар шлифовал свое искусство, пока не научился складывать знаки в слова, а слова – в послания, способные вместить на ладони целые миры и пережить не один закат дня.

Атвар назвал эти знаки словом «письменность», но оно оставалось невидимкой для других людей. Соплеменники только посмеивались над чудаковатым стариком и не понимали, как может измениться их жизнь благодаря знакам, которые придумал Атвар.

Но Иша поняла, что видит силу, способную связать времена и расстояния, превратить разрозненные голоса в единый хор, звучащий сквозь века. Иша пришла к главе своего ковена, мудрой ведьме Ани. И та согласилась, что слово «письменность» несет в себе великую силу, и созвала ковен, чтобы напитать слово силой и проявить его, помочь ему прийти в мир и стать видимым. Много дней ковен напитывал это Слово и готовился к ритуалу проявления.

Но когда пришла ночь ритуала, явились древние силы, не желающие видеть мир изменённым. Эти силы веками охраняют свою территорию, подобно диким зверям, вырывая ростки всего нового и стремясь обратить его в прах. Так же мыслят и многие люди, многие ведьмы и колдуны. Вместе с древними силами пришли такие ведьмы и колдуны – закрывающие, желающие навеки лишить Слово «письменность» дороги в мир.