Нельзя путать смирение с пассивностью, «смирение» и «мир» – вот однокоренные слова. Смиренный человек каким-то образом умеет обретать и сохранять мир души даже во времена сложных ситуаций. Пассивное неучастие, отстранение от наступающих сложностей не может дать этого «мира мыслей», напротив, привнесет в них смятение, боязнь трудностей посеет тревогу. Человеку, хочешь не хочешь, все равно необходимо вовлекаться во внешние дела. И этот призыв старцу Фаддею – «Не бери на себя слишком многого» – не означает «ничегонеделания».

Это (если попытаться подобрать некие аналогии) и есть делание, но с мыслью, что ты не пытаешься бороться с океаном жизни, но встраиваешься в его бескрайние воды, ловишь волну (если человек пытается вести себя как хозяин ситуации, то часто выбирает не ту волну, так как саму ситуацию не берет в расчет, не чувствует ее). Ты начинаешь чувствовать ситуацию, и тогда эта волна не накрывает тебя, а выносит своим естественным ходом в новый этап жизни. И результатом твоего смирения является воцарение «мира мыслей». Смирение – это как раз про «почувствовать ситуацию», умение отстраниться от своих реакций, не дать им навязать тебе ломанную, ошибочную стратегию, умение почувствовать, что объективного говорит тебе настоящая минута.

Человек начинает жить, не беря на себя слишком многого, не придумывая всевозможные кульбиты развития ситуации (которые своей фантастичностью иногда начинают подавлять и пугать, парализуя творческие силы). Но учиться течь в русле Промысла, не вкладывая свою страстность во внешние дела. Тогда ошибочная точка зрения о том, что если Бог существует, то Он просто обязан избавить тебя от трудностей, не ложится тяжким грузом на его плечи в виде утраты веры. И если при этом человек обладает картиной мира, основанной на истине, то переживания по разным поводам теряют свою остроту. Он понимает, что таким образом действие Промысла Божьего предоставляет ему возможность наиболее удобным образом победить свою страсть. И трудности – это всего лишь уроки, которые Господь преподает, и, усваивая их, человек вдруг обнаруживает, что они пошли на пользу и перестали его разрушать.

В своем эссе «О страдании» русский мыслитель Иван Ильин пишет, что «всякое страдание без исключения имеет некий высший смысл… и надо учиться страдать достойно и одухотворенно – в этом великая тайна жизни». Он называет страдание даром, инструментом преображение жизни. Без истинной картины мира человеку это трудно вместить. Но если он этот урок страдания не усваивает, то оно только изматывает его, и человек так и подходит к итогу своей жизни неисцеленным во всех смыслах этого слова.

Протоиерей Михаил Труханов в своих воспоминаниях «Первые сорок лет моей жизни» описывает, как он, еще не будучи священником, провел пятнадцать лет в тюрьмах, лагерях, на принудительном поселении. И это свидетельство человека, прошедшего горнило испытаний, которых хватило бы на несколько человеческих жизней, насквозь пронизано сознанием величия Промысла Божия. На нем, глубоко верующем человеке, явно исполнились слова апостола Павла: «Любящим Бога… все содействует ко благу» (Рим. 8:28). Он понял и принял, что Господь именно в таком ключе дает ему провести эти годы, чтобы усовершить его. И этот принятие умирило его, исполнив неизреченной радости. Да так, что люди стремились быть ближе к нему, находя в нем луч отдохновения, столько в этом человеке было света! Подобные последствия страданий, когда человек находится буквально за гранью выживания, совершенно не вяжутся с классическим пониманием посттравматического расстройства, когда считается, что запредельный стресс должен обязательно ломать человека. Вовсе не должен! Если человек правильно настраивается на определенную картину мира, то, что бы ни происходило в его жизни трудного и скорбного, он может обратить это в урок и навык. А вот утратиться вера может тогда, когда человек этих путей и Промысла упорно не хочет увидеть и осознать.