– Мне казалось, он умный. Я думала, вместе у нас хватит сил изменить что-то к лучшему.

– Он умный, в этом не сомневайся. Вот только делает то, что будет лучше для него самого.

Саша оттолкнулся ногами от земли. Цепи, на которых держалось сиденье, грузно скрипнули и начали медленно покачиваться.

– Что делать-то с ним теперь будешь? – спросил Рихтер.

– Впереди следующие выборы.

– Думаешь, он так просто подвинется?

– У меня есть еще время. Нужно только найти подходящего кандидата. Такого же умного, но честного и открытого. Искреннего. Того, кого не смутят и не испугают косые взгляды конкурентов. Того, кого хорошо знают в школе. Кого уважают и любят многие ученики и учителя.

– Где ж ты найдешь такое краснокнижное животное?

Рихтер, не переставая раскачиваться, повернулся к Некрасовой. Аня, не отрываясь, смотрела не него и крутила головой в такт качелям. Только спустя минуту Саша понял, что значит этот взгляд, и резко затормозил ногами о землю.

– Нет, – сказал он, когда качели остановились. – Ты сбрендила? Нет… даже не думай. Нет! – воскликнул Рихтер, потому что Некрасова продолжала смотреть на него.

– Послушай. – Аня взяла Сашу за руку. Он вдруг перестал думать о чем-либо еще, кроме ее прекрасной бледной кисти, которая касалась его грубых, испещренных порезами от струн пальцев. – Мы зря все это сейчас обсуждали? Ты же сам понимаешь, что ни к чему хорошему президентство Палкина не приведет. Сам он не уйдет, поэтому нужно с ним бороться.

– Если так хочешь, сама иди на выборы. – Рихтер отвернулся, но руку не отнял.

– Я… я… я не могу. Палкин мне не позволит.

– Почему? Ты ведь была в его команде перед прошлыми выборами, знаешь его слабости и уловки. В твоей колоде много козырей.

– Но у него есть джокер, который перебьет любую карту.

– О чем ты?

– Не бери в голову.

– Ладно… Но у меня нет никаких преимуществ. Особенно в конкуренции с Палкиным.

– Забавно, но так получилось, что я брала у него и у тебя интервью в один день и перепечатывала их потом тоже одно за другим. Я по двадцать раз прочитала его слова и твои и многое поняла.

– Например?

– Например… Я не знаю, как объяснить. Просто в ваших словах было все по-разному. Это на уровне ощущений – в Володе все фальшиво, а ты… Ты честный.

– Тоже мне, преимущество. На этом предвыборную программу не построишь.

– Быть честным – по нашим временам значит быть одним на десять тысяч. Шекспир написал, не я придумала.

– Все равно можно найти кого-то получше.

– Тебя хорошо знают в школе из-за группы, это уже полдела.

– Я не один в группе.

– Да, но другие ребята… – Она обернулась на музыкантов, которые грузили инструменты в минивэн. – Они не подойдут для этой роли. Гриша стеснительный, Степа скромный, Коля слишком простой и грубый. А ты лидер. Ты можешь вести за собой, брать на себя ответственность.

– Ты меня с кем-то путаешь. – Саша поднялся с качелей. – Я бы хотел тебе помочь, правда. Но самому влезать по уши в школьную политику… Нет, мне это не нужно. Я хочу петь и играть на гитаре. Не разрешают выступать в школе? По фиг. После выпускного уеду в Москву или Питер, буду делать карьеру в музыке. А политикой я заниматься не хочу, мне это неинтересно.

Некрасова тоже поднялась на ноги и напряженно выпрямилась, сжав кулаки:

– Саша, нельзя быть вне политики. Даже школьной политики. Пусть ты ей не интересуешься, она все равно на тебя влияет. То же выступление в школе… Если бы не Вова, вас бы оставили.

– Это мелочи.

– Это только начало.

– И все же, – Рихтер развел руками, – я не хочу тратить время на сражения с Палкиным. Извини.

Он развернулся и пошел к друзьям, чтобы помочь им с погрузкой инструментов. Аня, опустив голову, села обратно на качели.